 |
| Силуэт мечети (Фото:Pixabay) |
Проф. Гилель Фриш, 21 октября 2019 г.
Перспективы Центра BESA, документ № 1315
РЕЗЮМЕ: Отсутствие реакции на смерть бывшего президента Египта Мухаммеда Мурси и отсутствие религиозных требований протестующих в Алжире, Судане и Ираке позволяют предположить, что начинается закат политического ислама после поражения ИГИЛ три года назад.
Немногие живые события оказались более драматичными, чем крах и смерть бывшего президента Египта Мухаммеда Мурси, первого в истории главы государства Мусульманского братства, посаженного в прозрачную стеклянную клетку 17 июня 2019 года, во время его, казалось, бесконечного судебного процесса в Каире.
Никто за пределами египетского официоза не сомневался в суровых условиях заключения Мурси с того момента, как спецназ окружил президентский дом и арестовал его в июле 2013 года, проложив путь своему министру обороны, Абдель Фатаху Сиси к посту президента вместо него.
Несмотря на всю человеческую драму смерти Мурси, она вызвала едва слышный шепот в египетском обществе, протесты изгнанных горемык-лидеров Мусульманского братства, предсказуемую тираду президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана и совсем неэффективную критику катарской аль-Джазиры, которая разделяет антипатию Эрдогана к Сиси и симпатию к Мусульманскому братству.
Когда египтяне вышли на улицы через три месяца после смерти Мурси, их лозунг «Долой тиранический режим Сиси» не имел никакой связи с Мурси, Мусульманским братством или исламской идеологией.
То же самое можно сказать и о многомесячных протестах, проходящих в Алжире и Судане, названных движущей силой новой «арабской весны». Их общим знаменателем является заметное отсутствие политического ислама в лозунгах протестующих.
В Алжире, втором по численности населения арабоязычном государстве, проблема вращается вокруг переговоров о достижении полного перехода к демократическому правлению после 67 лет однопартийного правления военных с момента получения Алжиром независимости. В результате протестов произошло смещение дряхлого президента Абдельазиза Бутефлика в апреле 2019 года.
Протестующие затрагивали ряд однотипных вопросов: социальная справедливость, тяжелое положение на периферии, безработица среди молодежи, а также вопросы, по которым существуют значительные разногласия, такие, как положение коренного населения страны — берберов, и статус их языков. В дискурсе заметно отсутствуют вопросы мечети и государства, а также проблемы существования политического ислама.
Для тех, кто знаком с новейшей историей Алжира, такое изменение является очень резким.
Всего лишь одно поколение назад, в 1990-х годах, страна была охвачена междоусобной войной между алжирской «тайной властью» — ФНО и армией, которую она поддерживала, и исламскими партиями, группами и ополченцами. По оценкам, от 50 000 до 100 000 человек были убиты в результате массовых террористических актов и массовой резни, поскольку обе стороны обвиняли города и деревни в предательстве и уничтожали их в отместку. В конце концов, государство одержало победу после того, как крупнейшая фракция, Фронт исламского спасения, прекратила борьбу в обмен на амнистию.
Еще более поразительным является исчезновение политического ислама в Судане. Как и в Алжире, протестующим удалось отстранить главу государства генерала Омара Башира после 30 лет правления.
Однако, в отличие от Алжира, где режим никогда не был исламским, Башир, пришедший к власти, сделал общее дело с Национальным исламским фронтом и ввел в стране законы шариата. Этот шаг привел к многочисленным волнениям, охватившим огромную нацию, и завершившимся отделением новейшего государства в Африке, Республики Южный Судан. Примечательно, что последняя волна массовых акций протеста в Судане была организована главным образом профессиональной организацией — Ассоциацией профессионалов Судана. Делегация от этой организации, а не лидеры более ветеранских исламских партий, ведут переговоры с армией, которую возглавляет командующий силами быстрого развертывания, ответственный за жестокое подавление протестующих.
Опасение состоит в том, что, как в Алжире, так и в Судане, армия использует переговоры, чтобы выиграть время, пока массовое движение, стоящее за участниками переговоров сойдет на нет, и тогда армия отправит участников переговоров в тюрьму или в изгнание.
Даже в Ираке, где религиозный конфликт между шиитами и суннитами доминировал в политике и вызывал огромные волны насилия после смещения Саддама Хусейна, можно наблюдать ослабление политической значимости религии. В течение последних двух лет на юге Ирака, в районе, где проживают исключительно шииты, проходят акции протеста против правительства, в котором доминируют шииты.
И снова: проблемы занятости молодежи, неадекватные государственные услуги и массовая утечка государственных ресурсов, вызванная широкомасштабной коррупцией. Ни слова о религии и государстве или суннитско-шиитских отношениях. Когда протестующие шииты поднимают указующий перст, то уже больше не в сторону суннитов на севере, а против вмешательства Ирана в иракские дела и экономические издержки такого вмешательства. Такое положение вещей было немыслимо еще каких-то пять лет назад, когда ИГИЛ, в котором доминировали сунниты, угрожал преимущественно шиитскому Багдаду.
Недавние выборы в Тунисе также отражают (хотя и не так резко) ослабление политического ислама. В первом туре президентских выборов после кончины 92-летнего президента, кандидат, одобренный Нахдой, реформистской исламской партией, занял третье место, что лишило его права участвовать во втором туре.
Хотя сила политического ислама, возможно, ослабла, его вряд ли можно назвать умирающим. Два мощных государства в регионе, Иран и Турция, возглавляют решительные фундаменталисты.
Будущее политического ислама будет зависеть от того, в какой степени протестующие достигнут своих целей посредством эффективно действующей организации и смогут убедить военных неохотно отказаться от власти.
Неспособность достичь этих результатов может сделать политический ислам более закаленным.
Гилель Фриш — профессор политологии и изучения Ближнего Востока в университете Бар-Илан и старший научный сотрудник Центра стратегических исследований Бегина-Садата.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |