Спустя пятьдесят лет после его смерти, растет понимание того, что президент испытывал особое сочувствие к еврейскому народу.
Benjamin Runkle, 11 октября 2019
На следующей неделе исполняется 50 лет со дня смерти президента Дуайта Д. Эйзенхауэра 14 октября 1969 года, в возрасте 79 лет.
В последние годы вновь появился научный интерес к Эйзенхауэру, особенно в связи с тем, что все более горькое восприятие современной политики способствует ностальгии по ее более коллегиальному стилю руководства.
Однако для многих евреев президентское наследие Эйзенхауэра омрачено тем, что он назначил антисемита Джона Фостера Даллеса государственным секретарем, и последующим скептицизмом его администрации по отношению к сионизму, а иногда непрочными отношениями с молодым государством Израиль.
Действительно, как утверждает Майкл Доран в своей превосходной истории внешней политики Эйзенхауэра на Ближнем Востоке, "Авантюра Айка" (Ike's Gamble), президент считал Израиль пассивным и решительно встал на сторону египетского лидера Гамаля Абдель Насера против Израиля, Великобритании и Франции во время Суэцкого кризиса 1956 года.
Сегодня неудавшаяся попытка нейтралитета Эйзенхауэра в посредничестве на Ближнем Востоке рассматривается некоторыми как образец для подражания для внешней политики США в отношении региона, не исходящую из «интересов Израиля».
Однако было бы ошибкой определять отношение Эйзенхауэра с евреями только на основании провалившейся realpolitik его администрации.
Будучи главнокомандующим Союзными войсками в Европе, Эйзенхауэр был главным движителем увековечивания Холокоста; он распорядился принять чрезвычайные меры по обеспечению благополучия евреев, перемещенных во время оккупации Германии; и, следуя рекомендации Давида Бен-Гуриона, он создал «временное убежище» в американской зоне оккупации для преследуемых евреев из Восточной и Центральной Европы, против чего решительно выступали и Советы, и британцы.
Мало, что известно о воспитании Эйзенхауэра и его профессиональной среде, что говорило бы в пользу развития какого-либо сочувствия к еврейскому народу. Хотя он родился в Денисоне, штат Техас, в 1890 году, два года спустя, его семья вернулась в Абилин, штат Канзас, где были воспитаны он и его пять братьев (шестой умер в младенчестве).
Ближайшая еврейская община Абилин, кажется, была в Топике, в 90 милях от него. Следовательно, Эйзенхауэр практически не имел непосредственного знания евреев или иудаизма. Однажды он сказал Аббе Эбану, что в детстве он не думал, что на земле есть хоть один еврей, а что "все они живут на небесах, как ангелы".
Хотя Эйзенхауэры обучали своих сыновей Библии, они делали это несколько эзотерически. Обескураженные после смерти младшего брата Айка Пола в 1895 году, Давид и Ида Эйзенхауэры покинули Менонитскую Церковь Речных Братьев и стали преданными Свидетелями Иеговы, которых тогда называли Исследователями Библии или Обществом Сторожевой Башни. Местные приверженцы этой веры встречались в доме Эйзенхауэров каждое воскресенье и учили, что все другие церкви не угодны Богу. Второй президент Общества Сторожевой Башни учил, что все священники и посланники — от сатаны и ведут свое стадо к вечному проклятию.
Тем не менее, в своих мемуарах Эйзенхауэр отмечал, что, несмотря на свои собственные убеждения, его мать «не хотела навязывать нам свои убеждения так же, как она отказывалась изменить свои собственные».
Несмотря на свое воспитание, братья Эйзенхауэры, в конечном итоге, ушли от большей части верований своих родителей. Милтон стал директором колледжа, несмотря на религиозное осуждение высшего образования; Эрл служил законодателем штата вопреки запрету группы на работу в гражданском правительстве.
Дуайт Эйзенхауэр сбился с пути, став военным офицером, несмотря на строгий пацифизм секты. Младший брат Милтон, тогдашний президент университета штата Пенсильвания, в 1942 году писал Айку:
«Я был на вечеринке с коктейлями… в Вашингтоне, которую устроила одна из этих настоящих старых вдов. Она очень мило сказала мне: «Вы должно быть из очень хорошей семьи, молодой человек. У вас здесь важная работа, и ваш брат ведет наши войска за границу, и я понимаю, что другой брат — банкир. Очень жаль, что вы еврей».
Я посмотрел на нее, печально вздохнул и сказал: «Ах, мадам, очень жаль, что я не еврей».
В противовес этому, их старший брат Эдгар, успешный банкир, подозревал, что Франклин Делано Рузвельт, возможно, и еврей, но определенно коммунист.
Сочувствие Эйзенхауэра к европейским евреям также было удивительным, учитывая культуру армии за два десятилетия до Второй мировой войны, которая была переполнена государственным антисемитизмом.
Как отмечает историк Джозеф Бендерский в книге «Еврейская угроза», в отделе внешних связей армейской разведки преобладали офицеры, которые охотно распространяли клевету из «Протоколов сионских мудрецов». Книги известных сторонников белого превосходства, таких, как Лотроп Стоддард, были обязательны для чтения в Вест-Пойнте и в Военном колледже армии.
«Вы должны признать тот факт, что некоторые из наших наиболее важных американских газет находятся под контролем евреев»,
— заявил историк Гарварда Уильям Л. Лангер в лекции в Военном колледже в 1939 году.
В частности, газета The New York Times придавала «большое значение» «каждому, даже небольшому разочарованию, которое происходило в Германии. ...Таким образом, довольно тонкая картина, которую вы получаете, заключается в том, что у немцев нет ничего хорошего».
Хотя Эйзенхауэр никогда не афишировал свои чувства, он был, безусловно, подвержен этим предрассудкам, а то и того хуже.
В ноябре 1929 года, Эйзенхауэр был назначен помощником секретаря военного прокурора в качестве исполнительного помощника генерал-майора Джорджа Ван Хорна Мозли, главного военного советника помощника секретаря, при котором он служил непосредственно с 1929 по 1931 год.
Мозли, один из самых награжденных солдат страны, назвал Эйзенхауэра «моим умным помощником» и выразил свою признательность в отчетах об эффективности своего подчиненного. Позже он писал Эйзенхауэру:
«Вы обладаете одним из тех исключительных умов, который позволяет вам собирать и анализировать факты, всегда делать обоснованные выводы и, что не менее важно, у вас есть способность выражать эти выводы в ясной и убедительной форме. Многие офицеры могут сделать первые два шага в решении какой-либо проблемы, но лишь немногие способны проявить себя».
И все же, даже в организации, известной своим социальным консерватизмом, Мозли был исключительным по своему расизму, ксенофобии и антисемитизму. После службы в должности заместителя начальника штаба армии и командира корпуса, Мозли ушел в отставку в 1938 году и стал жестким критиком ФДР и Нового курса.
Он видел возможность войны с Германией как заговор крупных инвестиционных банков, которые, по его мнению, были под контролем евреев. В неопубликованных мемуарах он писал:
«Если мы хотим восстановить нашу Христианскую Республику в том виде, в каком она была основана, мы должны победить еврейский план в их усилиях по уничтожению своих языческих конкурентов». В конце концов Мозли пришел к выводу, что евреи Европы «получили справедливое наказание за распятие Христа».
Эйзенхауэр знал о фанатизме Мозли, отметив в письме Марку Кларку в сентябре 1940 года, что «несмотря на свою отставку [Мозли] был проницательным судьей офицеров». Айк не одобрял экстремизма Мозли, но, тем не менее, вел с ним переписку, написав Мозли в августе 1941 года:
«Вы не можете себе представить, насколько я ценю ваши добрые пожелания, которые вы мне посылаете, и я постоянно вспоминаю свою связь с вами как чудесную личную возможность, и ваше доброе впечатление много значит для меня».
Тем не менее, несмотря на эти потенциально пагубные влияния, Эйзенхауэр в 1938-1945 годах проявил замечательную личную эмпатию к судьбе европейского еврейства. Служа на Филиппинах с генералом Дугласом Макартуром в неудачной попытке создать филиппинскую армию с нуля, Эйзенхауэр играл в обычную игру в покер, в которой принимали участие президент Филиппин Мануэль Кесон и Алекс и Филипп Фридер, два брата-еврея из Америки, которые владели заводом по производству сигар в Маниле. Манила была домом для большой еврейской общины, так как филиппинское правительство разрешило въезд 1300 европейских евреев с необходимыми навыками в качестве учителей, профессоров, врачей и адвокатов, спасающихся от гнета Гитлера и не способных эмигрировать в Соединенные Штаты.
Услышав яростные споры Эйзенхауэра с испанскими сторонниками Гитлера в Маниле, Фридеры предложили молодому полковнику работу для Манильского комитета помощи евреям, занимающегося расселением немецких евреев в Азии. Они предложили ему $60 тысяч в год, в шесть раз больше его текущей зарплаты в армии и примерно $2 миллиона в сегодняшних долларах, как минимум, на пять лет. Хотя Эйзенхауэр сочувствовал тяжелому положению беженцев, на горизонте явно маячила еще одна война. Как он отметил в своих мемуарах:
«Я стал настолько преданным своей профессии, что отказался».
Покинув Филиппины в декабре 1939 года, главным образом для того, чтобы выбраться из-под все более ядовитого руководства Макартура, Эйзенхауэр начал быстрый рост, который завершился назначением его командиром Европейского театра военных действий в 1942 году.
Еврейские критики Эйзенхауэра часто ссылаются на два спорных решения, которые он принял в качестве генерала во время Второй мировой войны: сделку, которую он заключил с французским командиром Виши, Жаном Дарланом, во время операции «Факел», которая оставила различные антисемитские постановления на местах во время союзнической оккупации Северной Африки; и решение союзников не бомбить железнодорожные линии в Освенцим в июле 1944 года.
Хотя в случае бомбить или не бомбить концентрационные лагеря, фактическое решение было принято высшими эшелонами, Эйзенхауэр заключил сделку с презренным французским генералом, чтобы избежать необходимости сражаться с французскими войсками наравне с Вермахтом в Северной Африке или отчуждать арабское население так, чтобы это негативно сказалось на и без того сложной военной кампании. В обоих случаях именно военные потребности, будь то правильные или неправильные в более общем плане, были определяющими для Эйзенхауэра в то время, когда исход конфликта был далеко не определен.
Однако 12 апреля 1945 года, когда вермахт полностью отступил и войска союзников вторглись в Германию, Эйзенхауэр посетил недавно освобожденный концлагерь Ордруф-Норд близ Готы с генералами Омаром Брэдли и Джорджем Патоном. Стремясь устранить свидетелей своих преступлений, охранники СС убили 4000 заключенных перед тем, как бежать.
Оставшиеся в живых заключенные были изможденными скелетами, повсюду были нагромождены тела, а некоторые были подожжены на самодельных погребальных кострах. Стояла неописуемая вонь, и даже Патон, не уклонявшийся от жестокости, когда дело касалось кровавой бойни, извинился и его вырвало возле стены здания.
Эйзенхауэр назвал злодеяния «не поддающимися пониманию американцев» и приказал каждому американскому отряду, не находящемуся на передовой, увидеть Ордруф. На следующий день он посетил Бухенвальд и отправил телеграмму Джорджу Маршаллу, убеждая начальника штаба армии приехать в Германию, чтобы убедиться в этом.
«Я совершил визит намеренно", — сказал он своему боссу, "чтобы иметь возможность дать показания об этих вещах, если когда-либо в будущем появится тенденция назвать эти обвинения просто «пропагандой».
Эйзенхауэр написал правительствам в Вашингтон и Лондон, убеждая, чтобы редакторы газет и представители всех политических партий были немедленно отправлены в Германию, чтобы свидетельства зверств нацистов могли быть представлены британской и американской публике таким образом, чтобы не было места для сомнения.
С этого начался процесс составления документации по Шоа, который оказался полезным как для судебного преследования за нацистские военные преступления, так и для завоевания международного сочувствия, критически важного для возможной поддержки создания Государства Израиль.
После капитуляции Германии в мае 1945 года, более 8 миллионов перемещенных лиц (ПЛ) бродили по Европе. К концу лета все, кроме примерно 600 000 человек, были репатриированы, в том числе около 100 000 немецких и восточноевропейских евреев, которые выжили в лагерях смерти. Американская армия вместе с Администрацией ООН по оказанию помощи и реабилитации взяли на себя ответственность за остальных ПЛ и должны были создать лагеря, регистрировать и обрабатывать отдельных лиц, а также обеспечивать их продовольствием, жильем, одеждой и медицинским обслуживанием.
Из-за нехватки средств военные задерживали многих европейских евреев в или около концентрационных лагерей, куда они были заключены. Более того, армия совершила ошибку, классифицировав еврейских ПЛ по их национальности, а не как отдельную группу, так что немецкие и итальянские евреи были помечены как бывшие «вражеские граждане» и часто размещались с бывшими охранниками концлагеря.
Когда Эрл Харрисон руководил расследованием Госдепартамента по условиям в европейских лагерях беженцев, он обнаружил, что евреи живут «в перенаселенных, зачастую антисанитарных, и в целом мрачных условиях, полностью бездействуя». Более того, в докладе делался вывод:
«В настоящее время мы сталкиваемся с проблемами отношения к евреям, как к ним относились нацисты, за исключением того, что мы их не истребляем. Они находятся в концентрационных лагерях в большом количестве под нашей военной охраной, а не войск СС».
Как верховный командующий, Эйзенхауэр, несомненно, несет определенную долю ответственности за этот разгром. И все же, хотя Бендерский предполагает, что пренебрежение армии было вызвано скрытым антисемитизмом, следует также помнить, что для гуманитарной миссии такого масштаба в 1945 году просто не было прецедента.
Более того, поскольку администрация Рузвельта неоднократно колебалась в отношении политики союзников относительно послевоенной Германии, военным пришлось действовать в соответствии с единственным утвержденным оперативным документом, JCS 1067, в котором практически ничего не говорилось о том, как обращаться с таким количеством ПЛ, особенно с теми, кого преследовали и травмировали, как переживших Холокост.
Как только Эйзенхауэр узнал о выводах Харрисона, он начал действовать быстро. Он совершил поездку по лагерям для ПЛ, что, по словам раввина Иуды Надича, работавшего в одном из таких лагерей,
«оказалось на сегодняшний день единственным величайшим фактором повышения морального духа перемещенных лиц. Теперь они знали, что они не забытые люди».
Эйзенхауэр издал серию директив, направленных на улучшение их условий. Подчиненным было приказано изолировать еврейских беженцев, реквизировать для них жилье, даже ценой переселения немцев, и увеличить их ежедневный рацион до 2500 калорий, вдвое больше, чем у немецкого гражданского населения.
Один американский наблюдатель, Харви Д. Гибсон, президент Manufacturers Trust Co., совершил поездку по обновленным районам в октябре 1945 года и сообщил, что условия «значительно улучшились».
Эйзенхауэр также отменил свою первоначальную должность и попросил назначить кого-нибудь на должность особого советника по делам, касающимся перемещенных евреев, и в октябре судья Саймон Рифкинд был назначен на эту должность. (Эйзенхауэр телеграфировал военному министру Генри Стимсону об этой просьбе 10 августа 1945 года, за месяц до того, как письмо президента Гарри Трумэна приказало генералу рассмотреть выводы доклада Харрисона).
Эйзенхауэр впоследствии пообещал Рифкинду «все, что вам нужно в виде персонала или транспорта, или любого другого вида помощи».
Раввин Надич, который позже служил советником Эйзенхауэра, напомнил, что обращение Эйзенхауэра с евреями неизменно «было отмечено пониманием и сочувствием». Эйзенхауэр также с сочувствием относился к выводам доклада Харрисона, что шло вразрез с политикой союзников.
Одна из проблем в поддержании лагерей для ПЛ заключалась в том, что число людей, которых они должны были принять, постоянно росло, поскольку евреи, которые вернулись в свои прежние дома в Польше, Румынии и других районах Восточной Европы, были вынуждены снова бежать из-за послевоенных погромов.
В то время как британцы и советские власти отказали этим беженцам во въезде в их зоны оккупации, армия США пустила их в американскую зону. Следовательно, заявил Надич, Эйзенхауэр спасал
«жизни не только евреев, находившихся в лагерях для ПЛ», но также «примерно 80 000 евреев… которые прибыли через границы из Восточной Европы».
Оказавшись в американской зоне, Харрисон обнаружил, что большинство евреев хотели уехать в Палестину, и рекомендовал, чтобы 100 000 евреев было разрешено эмигрировать туда. Однако британцы все еще держали мандат и решительно выступали против этой политики.
Хотя Эйзенхауэр не смог изменить этот факт, он позволил Давиду Бен-Гуриону и другим представителям Еврейского агентства посетить лагеря и установить контакты с еврейскими ПЛ, что позволило совершить массовый исход из лагерей после обретения Израилем независимости.
Принимая во внимание, что раввин Надич сильно преувеличил вклад Эйзенхауэра, заявляя, что «в летописях еврейской истории имя генерала Эйзенхауэра всегда будет почитаться как одного из величайших спасителей в истории еврейского народа», нужно лишь сравнить сочувствие Эйзенхауэра к евреям с другими генералами, чтобы увидеть, что его реакция была необычной. Хотя, возможно, он был величайшим оперативным командиром Америки во время войны, надзор Патона за лагерями для ПЛ в Баварии омрачил его своим бесспорным антисемитизмом. Он писал, что
«Харрисон и ему подобные считают, что перемещенное лицо — это человеческое существо, каковым оно не является, и это особенно относится к евреям, которые ниже животных».
Когда Эйзенхауэр посетил один из худших лагерей для ПЛ в Баварии, Патон обвинил в ужасных условиях самих заключенных, которые «ссут и срут повсюду», и сказал, что он думает построить собственный концентрационный лагерь «для некоторых из этих проклятых жидов».
Эйзенхауэр сказал ему: «Заткнись, Джордж», а затем уволил своего старого друга Патона за его комментарии в прессе, сравнив членство в нацистской партии с членством в демократической и республиканской партиях.
Когда Эйзенхауэр встретился с заместителем Патона, генералом Люсьеном Трускоттом, он сказал ему, что
«наиболее острыми и важными проблемами», стоящими перед Третьей армией, «были проблемы денацификации и обращения с теми несчастными людьми, которые стали жертвами нацистских преследований».
Эйзенхауэр велел Трускотту быть «строгим» по отношению к нацистам и предоставлять льготный режим еврейским ПЛ.
Таким образом, хотя администрация Эйзенхауэра уделяла мало внимания озабоченности американских евреев в отношении Израиля, поскольку она намеревалась вести политику «дружественной беспристрастности» в отношении арабо-израильского конфликта, было бы ошибкой считать это великим вкладом Эйзенхауэра в его отношения с евреями.
Как указывает Доран, к 1958 году президент Эйзенхауэр понял, что дистанцирование от Израиля принесло Соединенным Штатам очень небольшую дипломатическую поддержку в арабских столицах. По словам его вице-президента, Ричарда Никсона, Эйзенхауэр сказал, что Суэц был «его главной внешнеполитической ошибкой», и, по сообщениям, бывший президент сказал своему знакомому:
«Я никогда не оказывал давления на Израиль, чтобы отдать Синай»
Что неоспоримо, так это то, что вопреки условиям своего воспитания и профессиональной/ социальной среды, Эйзенхауэр проявлял глубокое сочувствие к бедственному положению европейского еврейства и неоднократно выражал это сочувствие через решительные и последовательные действия.
Хотя он, возможно, не заслуживает включения в Сад праведников Яд ва-Шема, но он проводил политику, которая спасала еврейские жизни и помогала сделать возможным создание Израиля, что мало кто из американских генералов мог бы приказать.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |