События, приведшие к Шестидневной войне
Изабелла Гинор, декабрь 2000 года
Резюме редактора
Новые данные свидетельствуют о том, что во время Шестидневной войны 1967 г. Советский Союз начал военные действия по оказанию помощи Египту и, особенно, — Сирии, сначала — в попытке одолеть Израиль, а затем — в ответ на его упреждающий удар. Эти запланированные действия включали высадку морского десанта, подкрепление с воздуха и поддержку наземных операций с воздуха. В последний момент эти действия были отменены, в частности, из-за жесткой реакции США и разногласий в советском руководстве в Москве.
По словам одного из присутствовавших там советников президента, посла США в СССР, Ллевеллина Томпсона, 10 июня 1967 г. в 8:48 утра в Ситуационной комнате Белого дома было "время большой озабоченности и крайней серьезности". Только что по "горячей линии" Москва-Вашингтон было получено сообщение от советского премьера Алексея Косыгина с угрозой военных действий СССР, которые могут привести к ядерной конфронтации.
Недавно полученные данные свидетельствуют о том, что угроза была не пустой: советские войска готовили высадку морского десанта к берегам Израиля при поддержке авиации.
Новые данные, обобщенные в этой статье, свидетельствуют о том, что советская интервенция была не только запланирована, но и фактически приведена в действие до того, как была отменена. Опрошенные советские официальные лица настаивают на том, что подобные операции имели целью лишь удержать Израиль от разгрома Египта и, особенно, Сирии, а также помешать США выступить на стороне Израиля. Однако для достижения такого результата необходимо было поставить в известность этих противников о планируемой акции, а этого советские власти тщательно избегали. Все детали операции держались в строгом секрете, до сих пор отрицаются и в целом остаются неизвестными израильской и американской разведкам.
Таким образом, если Советы грубо завысили разведывательные возможности другой стороны, это свидетельствует о том, что операция планировалась к осуществлению, а не была только угрозой. Более того, подготовка к этой операции началась задолго до того, как Советы обвинили Израиль в наступательных замыслах — предполагаемой причине вмешательства.
Задолго до 1967 года, Израиль был выбран Первым управлением внешней разведки КГБ в качестве театра военных действий в ходе крупного конфликта между Востоком и Западом. Там велась подготовка к парашютному десантированию диверсионно-разведывательных групп (ДРГ) для уничтожения израильских объектов.
Согласно документам, предоставленным перебежавшим из КГБ архивариусом Василием Митрохиным, в 1964-66 годах Израиль был одной из стран, где для проведения подобных операций заранее размещались тайники с оружием и радиоаппаратурой. По утверждению Митрохина, некоторые из них были заминированы и, возможно, сохранились до сих пор.
Таким образом, непосредственное участие советского персонала на территории Израиля, хотя и в небольших масштабах, уже было рассмотрено и одобрено.
Советский Союз в 1967 г. сыграл центральную роль в эскалации напряженности на Ближнем Востоке до грани войны, и накапливаются доказательства того, что он фактически спровоцировал этот конфликт. В своих опубликованных мемуарах Н.С. Хрущев утверждает, что сначала военное командование СССР в ходе серии взаимных визитов "без лишнего шума" подтолкнуло высокопоставленных египетских и сирийских представителей к началу войны, а затем убедило советское политическое руководство поддержать эти шаги, прекрасно понимая, что они направлены на развязывание войны с целью уничтожения Израиля.
Традиционная западная хронология этого кризиса начинается с 13 мая 1967 г., когда Египет, на основании информации, полученной от СССР, выдвинул ложное обвинение в том, что Израиль накапливает силы на границе с Сирией, готовясь к нападению. Но уже в ходе развития кризиса, 26 мая, один из американских дипломатов заметил советскому собеседнику: "Создалось впечатление, что Советский Союз заранее знал о грядущем ближневосточном кризисе, поскольку [секретарь ЦК КПСС Л.И.] Брежнев еще 24 апреля впервые призвал к выводу Шестого флота [из Средиземноморья]".
Посол СССР в Тель-Авиве Д.С. Чувахин отказался от приглашения Израиля лично убедиться в необоснованности обвинений в концентрации войск. Двадцать четыре года спустя, в интервью Чувахин заявил, что "[премьер-министр Израиля Леви] Эшколь действительно задал этот вопрос, но, к сожалению, не дело дипломата объезжать границы и смотреть, сосредоточены ли там войска или нет". Министр иностранных дел Израиля Абба Эбан правильно определил советский источник "плохой разведки" египтян и пожаловался послу США Уолворту Барбуру, что "разговаривать с советским послом здесь — это все равно, что разговаривать с человеком с другой планеты".
Генерал Мухаммед Фавзи, начальник египетского штаба, действительно отправился в Сирию, чтобы лично убедиться в этом, и сообщил, что "никаких признаков концентрации израильских войск не было, а у русских, видимо, были галлюцинации".
Однако перебежчик утверждает, что КГБ внедрил своих агентов среди ближайших советников президента Египта Гамаля Абдель Насера, и он, видимо, решил им поверить или просто придерживаться плана, согласованного ранее с Советами.
Советская пресса, в том числе, каирский корреспондент газеты "Правда", Евгений Примаков (впоследствии начальник СВР (службы внешней разведки), министр иностранных дел и премьер-министр России), выступил с подстрекательскими заявлениями об агрессивных намерениях Израиля.
Впервые Москва направила большую часть Черноморского и Северного флотов в Средиземное море и незаметно поддержала Насера, когда тот потребовал вывести силы ООН с Синая и блокировал израильское судоходство через Акабский залив в порт Эйлат. Посольство США в Каире было уверено, что в последнем случае Египет получил "полную советскую поддержку", и было обеспокоено тем, что в Госдепартаменте считали иначе.
Через несколько дней в Москве Томпсон спросил у "хорошо информированного" советского источника, "знали ли советские власти заранее о действиях Египта в закрытии Акабского залива". Тот был явно смущен... и после долгой паузы сказал, что, по его мнению, Насер действовал по собственному усмотрению". В ООН, где советский посол Николай Федоренко тормозил предложения о снятии блокады, его канадские и датские коллеги сказали ему, что у них "неприятное ощущение, что СССР играет в игру, позволяя нарастать кризису, чтобы заставить Израиль действовать".
Бывший генерал КГБ Олег Калугин, в то время заместитель "резидента" [начальника отдела] политической разведки ведомства в Вашингтоне, вспоминает, что "никто в Москве не сомневался", что Израиль будет быстро разгромлен. Когда война все-таки началась, советский посол в Иордании сказал своему американскому коллеге: "По нашим оценкам, если израильтяне не получат масштабной помощи извне... мы считаем, что арабы выиграют войну, если ей дадут дойти до конца".
18 мая, когда ситуация стремительно обострялась, Эбан передал Барбуру письмо на имя президента Линдона Б. Джонсона, в котором говорилось: "В Каире и Дамаске может сложиться впечатление, что советская поддержка... гарантирована, и поэтому им нет нужды проявлять сдержанность". Он просил, чтобы Соединенные Штаты "решительно разъяснили Советскому Союзу американскую приверженность Израилю". Вряд ли можно преувеличить важность и срочность такого подхода". В тот же день заместитель государственного секретаря Юджин Ростоу выразил советскому поверенному в делах Чернякову "озабоченность... израильско-сирийской напряженностью и сообщил ему о слухах в сирийском правительстве..., что Сирии обещана неограниченная военная и политическая поддержка со стороны СССР", о которой, по словам Чернякова, ему ничего не известно.
На следующий день атташе по вопросам обороны США в Израиле присутствовал на брифинге главы израильской военной разведки Ахарона Ярива и сообщил, что Ярив разделяет мнение египетского и сирийского правительств о том, что их "нынешние действия [поддерживаются] СССР". Ярив, однако, "не был уверен в том, насколько глубоки обязательства СССР". Тем не менее, 19 мая Госдепартамент проинформировал основные посольства США о том, "что в случае возникновения конфликта на Ближнем Востоке, СССР окажется в сложном положении. У России был бы соблазн помочь Египту и Сирии, но [СССР] не хотел поощрять военные действия в арабском мире как средство давления на США по Вьетнаму. СССР понимал, что [ближневосточную войну] будет трудно контролировать. Они могли бы предпринять лишь односторонние усилия, чтобы остановить ее".
20 мая в Вашингтоне посол Израиля Авраам Харман призвал заместителя министра Ростоу "срочно" сообщить все подробности "тревожного" разговора Эбана с Чувахиным: "[Последний] утверждал, что террористические инциденты на сирийской границе — дело рук ЦРУ, и добавил: "Мы вас предупреждали. Вы несете ответственность". Харман поднял вопрос о том, что "[возможно] мы получаем двойную информацию от [Советов]... [и] возможно имеет место советско-сирийско-египетский сговор".
24 мая заместитель госсекретаря США Раймонд Л. Гартхофф провел одну из своих частых встреч с Б.Н. Седовым, "офицером КГБ и вторым секретарем советского посольства", как позже охарактеризовал его Гартхофф. "Седов оставил общее впечатление, что, если Соединенные Штаты примут непосредственное военное участие в эскалации ближневосточного конфликта, то и Советский Союз должен будет принять в нем участие. Но он неясно и неопределенно указал, каким образом он будет вовлечен". Это напомнило Гартхоффу о том, что месяцем ранее Седов говорил ему о требовании Брежнева вывести Шестой флот США из Средиземноморья, и на этот раз он включил это в свой отчет о беседе. Вскоре Седов стал гораздо более конкретным.
26 мая в Москве вновь назначенный председатель КГБ Ю.В. Андропов проинформировал ЦК КПСС о ситуации на Ближнем Востоке, ссылаясь на доклад, подготовленный его ведомством. Накануне, по его словам, "на совещании руководителей пропагандистских служб Израиля министр пропаганды [Израиль] Галили заявил, что правительство Израиля приняло решение о начале военных действий против Египта через два-три дня. Эти данные... подтверждаются сообщениями, полученными из израильских военных кругов. Кабинет Эшколя завершил подготовку к войне".
В докладе КГБ оценивалась вероятность американского военного вмешательства, особенно — для открытия Акабского залива, и говорилось, что "самолеты Шестого флота с 23 мая регулярно совершают разведывательные полеты над северным побережьем [Египта] и в районе сектора Газа".
На следующий день, в субботу, Черняков потребовал срочной встречи с госсекретарем Дином Раском и представил письмо от Косыгина. В записке, в соответствии с докладом КГБ, содержалось предупреждение о том, что "Израиль ведет активные военные приготовления и, по всей видимости, намерен осуществить вооруженную агрессию... Израильские военизированные круги пытаются навязать... "авантюристические" действия... [и] могут вызвать вооруженный конфликт". Косыгин предупредил, что, "если оружие будет применено, то это может стать началом далеко идущих событий. Если Израиль совершит агрессию и начнутся военные действия, то мы окажем помощь тем странам, которые подвергнутся агрессии". Раск воспринял это достаточно серьезно, чтобы срочно проинформировать союзных лидеров, и призвал Джонсона, находившегося тогда на своем ранчо в Техасе, немедленно передать послание Косыгина Эшколю с предупреждением о недопустимости упреждающих действий, "которые сделают невозможным для друзей... поддержать вас". Джонсон так и сделал, но смягчил предупреждение.
28 мая посол Томпсон, еще до приезда в Вашингтон, передал из Москвы предупреждение политического советника египетского посольства о том, что "Насер имеет более серьезные обязательства от Советов, чем кто-либо (предположительно, включая источник) предполагал". "Советская цель — превратить арабо-израильскую борьбу в разборки между коммунистами и антикоммунистами за контроль над Ближним Востоком, и Советы добиваются успеха. Если Насер победит, монархии и западные нефтяные интересы уйдут". Томпсон, однако, "подчеркнул", что его "источник был расстроен, утверждая, что он был "не в курсе", и что его взгляды [были], вероятно, окрашены его явной неприязнью как к Насеру, так и к Советам". Соединенные Штаты, таким образом, не сформировали никакой оценки советских наступательных намерений.
5 июня Израиль нанес превентивный удар по своим арабским соседям (в результате которого за шесть дней погибли 35 советских советников, находившихся на египетских и сирийских военных объектах). Косыгин немедленно активизировал телетайпную линию Москва-Вашингтон, впервые после того, как она была установлена после Кубинского ракетного кризиса 1962 года. Министр обороны США Роберт С. Макнамара недавно вспоминал, что когда в 7:15 утра зазвонил телефон, он разбудил Джонсона. "Президент снял трубку и сказал: "Какого черта вы названиваете в такой час?". рассказал Макнамара. Через пятнадцать минут они вместе с Раском начали то, что стало почти непрерывной конференцией в ситуационной комнате Белого дома.
В течение первых пяти дней войны сообщения в основном касались обеспечения прекращения огня на израильско-египетском фронте и обмена информацией об инциденте с кораблем USS Liberty, о котором речь пойдет ниже. Хотя советская сторона не высказывала явных угроз применения силы по "горячей линии", намеки на это были сделаны в других местах. Советский посол Чувахин сказал своему немецкому коллеге в Тель-Авиве Рольфу Паульсу: "В [необычайно] серьезном ключе", как сказал Паульс своему американскому коллеге: "Если сейчас израильтяне опьянеют от успеха и продолжат свою агрессию дальше, будущее этой маленькой страны будет очень печальным"..
Затем, 10 июня, советский премьер выступил по "горячей линии" с суровым предупреждением: Израильские войска, разгромив Египет и Иорданию, по словам Косыгина, "ведут наступление на Дамаск", столицу Сирии.
По мнению присутствовавших в Ситуационной комнате," как записал Томпсон в историческом досье Совета по национальной безопасности, "это, вероятно, делают израильтяне". У американцев больше не было посольства в Дамаске и, что крайне маловероятно, не было независимой оценки израильского наступления на Голанские высоты.
Это было так, несмотря на депешу посла Барбура, отправленную двумя днями ранее, в которой говорилось, что в беседах с другими дипломатами "мы уже предприняли шаги, чтобы успокоить то, что я считаю преувеличенным впечатлением от израильских военных амбиций. У нас сложилось впечатление, что максимальное проникновение Израиля в Сирию составит 25 км". Эта оценка, очевидно, не была передана в ситуационную комнату, куда для оценки ситуации был вызван директор ЦРУ Ричард Хелмс. Лучшее, что он мог сделать, — это попытаться связаться с "дружественными державами", которые все еще имеют дипломатические представительства в Сирии.
Согласно сверхсекретным мемуарам Хелмса, вошедшим в историческое досье СНБ, разговоры в ситуационной комнате "велись на самых низких тонах, какие он когда-либо слышал. Атмосфера была напряженной". Сообщение Косыгина продолжалось: "Наступил очень ответственный момент, который вынуждает нас, если военные действия не будут прекращены в ближайшие часы, принять самостоятельное решение. Мы готовы к этому. Однако эти действия могут привести нас к столкновению, которое приведет к тяжелой катастрофе". "Мы предлагаем вам потребовать от Израиля безоговорочного прекращения военных действий". "Мы намерены предупредить Израиль, что в случае невыполнения этого требования будут предприняты необходимые действия, в том числе, и военные". Этот наспех сделанный перевод был зачитан президенту Джонсону и семи его помощникам. Томпсона попросили перепроверить, действительно ли в оригинальном русском тексте содержится угроза военных действий со стороны СССР. Так оно и оказалось. " В действительности”, — говорит Макнамара, “в нем говорилось: "Господин президент, если вы хотите войны, вы ее получите". Вот насколько напряженной была ситуация".
Анатолий Ф. Добрынин, в то время посол СССР в Вашингтоне, сейчас утверждает, что не был посвящен в послание Косыгина от 10 июня. В одном из недавних интервью он настаивал на том, что СССР никогда не собирался осуществлять военное вмешательство и даже не угрожал им. Приведя слова Косыгина, он продолжал:
"Я не вижу здесь прямого военного вмешательства. Это Ваше толкование, и оно не вытекает непосредственно из текста Косыгина". Это дипломатический язык, который используется для того, чтобы допустить некоторые вариации и оставить место для будущих переговоров. "Возможно, он хотел оставить некоторую неопределенность, это и называется дипломатией".
Вопрос. Там говорится “в том числе, и военные”
Ответ. “необходимые меры могут быть различными. В нем нет подробностей. Не надо вчитываться в то, что там не сказано. Более того, ход событий показал, что никаких военных действий с нашей стороны не было”.
Тем не менее, все американские помощники, присутствовавшие 10 июня в Ситуационной комнате, вспоминали, со слов Банди, "серьезные дискуссии о том, что, на самом деле, Советский Союз сможет сделать с израильтянами, если они попытаются осуществить свою угрозу". Банди считал, что "возможности русских действительно не были столь впечатляющими". Макнамара, напротив, сейчас заявляет: "У нас не было никаких конкретных разведданных о [советском плане вмешательства]. Но мы опасались, что Сирия может обратиться к Советскому Союзу за поддержкой для нападения на Израиль, и тогда на карту будет поставлено само существование Израиля". Теперь появились новые свидетельства того, что Советский Союз действительно был готов напасть на Израиль, как и предполагал Макнамара, и все это время готовился к такой миссии.
Уже 11 мая советские переводчики с арабского языка, находившиеся в Египте, были вызваны в советское посольство в Каире. Один из них впоследствии напомнил журналисту Александру Халдееву, что им сказали, что война между Египтом и Израилем неизбежна. Затем их отвезли в Александрию и сообщили, что они будут направлены на корабли Черноморского флота, которые сейчас курсируют у берегов Израиля. Один из переводчиков... сказал, что он точно знает, что нас прикрепят к "десанту", который высадится в Хайфе (главный торговый порт и военно-морская база Израиля) или немного севернее". Переводчики должны были обеспечивать связь с арабским населением Израиля, "которое с нетерпением ожидало нас".
Это подтверждает свидетельство очевидца, полученное недавно от одного из участников предполагаемой высадки. Ю.Н. Хрипунков в июне 1967 г. был молодым лейтенантом-- оружейником на борту нового БПК (большого противолодочного корабля), в то время самого быстроходного, самого современного образца в советском ВМФ. Он входил в состав крупного соединения для усиления Средиземноморской флотилии, прибывшей из черноморской базы Севастополь в начале мая, вскоре после того, как Брежнев потребовал вывести Шестой флот. Еще, как минимум, один отряд, включавший четыре эсминца, два "гидрографических судна" (так назывались разведывательные корабли) и даже один "ледокол", прошел через турецкие проливы 31 мая.
Судя по всему, израильтяне были обеспокоены угрозой, исходящей от советского флота, больше, чем американцы. 25 мая представитель израильских вооруженных сил сообщил атташе по вопросам обороны США: "Мы бы очень хотели знать, что делает советский флот в Восточном Средиземноморье. Мы знали, что они находятся в районе Крита, и решили, что они, возможно, собираются двинуться на север". Однако это было лишь 17-е из высказанных им соображений. Один из членов израильского генерального штаба того времени вспоминает, что советская высадка "обсуждалась на заседаниях кабинета министров, но только как теоретическая возможность".
Опасения израильтян были вполне обоснованными. Хрипунков рассказал, что 5 июня капитан приказал ему сформировать и возглавить отряд "добровольцев" численностью 30 человек для высадки на израильское побережье. Аналогичные отряды собирались на всех 30 с лишним советских надводных кораблях в Средиземном море — всего около 1000 человек. Взводу Хрипункова было поручено проникнуть в порт Хайфы.
Российский военный историк полковник Валерий А. Яременко подтверждает, что такая директива была. "Для воздействия на Израиль был отдан приказ о быстром формировании на кораблях эскадры в Средиземном море отрядов необученных морских пехотинцев, то есть обычных моряков. Они должны были отплыть в сторону Александрии и совершить пробный "десант" в этом порту. Но приказ почти сразу же был отменен как нереальный". Яременко не знает о существовании письменных приказов, в которых упоминался бы Израиль в качестве объекта высадки.
Однако он добавил, что существовал постоянный приказ командующего ВМФ СССР: "Если израильтяне попытаются блокировать египетское или сирийское побережье или помешать деятельности советских судов, доставляющих оружие и материальные средства в эти страны, то должны быть приняты меры и при необходимости применено оружие". В комментарии, не подтвержденном пока ни одним источником, Яременко добавил: "Были небольшие инциденты между советскими кораблями и израильскими патрульными судами, которые, к счастью, закончились мирно”.
Хрипункову сообщили, что помимо импровизированных десантных групп "там был еще один БДК [большой десантный корабль] с примерно 40 танками и, возможно, батальоном пехоты".
8 июня на брифинге с эмиссаром из Белого дома генерал Ярив сказал: "[Мы] знали, что за последние несколько дней из российского порта вышло [советское] судно, груженное 70 танками и зенитными средствами", но он это связывал с пополнением советских запасов в Египте.
Добрынин утверждал, что "никакого "намерения" вмешаться у советского правительства не было. Были слухи, но слухи могут быть любыми. Однако реального намерения со стороны правительства не было Это я знаю точно". Тем не менее, он признает: "[У генералов] есть свои соображения... Они разрабатывают всевозможные варианты, которые могут быть реализованы, а могут и не быть".
Согласно одному из отчетов, исполняющий обязанности министра обороны (впоследствии полноправный министр) Андрей Алексеевич Гречко и Андропов "настаивали на немедленной отправке советских войск на Ближний Восток". Их поддержал [Николай Григорьевич] Егорычев, партийный босс города Москвы, который предложил высадиться на Синайском перешейке [возможно, на косе между Бардавильской лагуной и Средиземным морем] и начать поход на Тель-Авив"; сейчас Егорычев отрицает, что давал подобные рекомендации. Он только что (в апреле 1967 г.) посетил Египет и, согласно другим источникам, сообщил, что обе эти страны (Египет и Сирия) нуждаются в гораздо большей советской военной поддержке для успешного противостояния Израилю.
На борту БПК Хрипункова только один матрос отказался от "волонтерства". Впоследствии его перевели, но не наказали. Опасность операции была очевидна. Моряки не были ни подготовлены, ни экипированы для проведения десантных операций на суше. Хрипунков позже вспоминал: "Что мы должны были делать с моим пистолетом и матросскими АК-47? Нам сказали: "Зайдите туда и посмотрите. Бросайте свои РГ-42 [глубинные гранаты, предназначенные для борьбы с боевыми пловцами]. Уничтожьте силы врага". "Ждите подкрепления", — сказали им в общих чертах, "но ничего конкретного не сказали. Нас должна была поддержать авиация". Хрипунков и его бойцы не очень-то рассчитывали на обещанную поддержку с воздуха. "Кто будет искать десант? Как с ними связаться? У нас ничего не было: ни радиоаппаратуры, ни кодов, ни сигнальных ракет, ничего".
Генерал-лейтенант ВВС СССР в отставке Ю.В. Настенко подтвердил недавно, что вечером 5 июня бомбардировочные и истребительно-разведывательные подразделения, в состав которых входили МиГ-21 под его командованием, были приведены в полную боевую готовность, и он убежден, что это была подготовка к "реальным боевым действиям". На следующий день вооруженные самолеты были переброшены на авиабазу "на границе", предположительно с Турцией, и в течение последующих трех дней экипажи несколько раз поднимались в воздух.
"Командование исходило из того, что мы приземлимся на сирийских базах, а значит, должны будем пролететь над нейтральной страной, например, Турцией. Советское правительство решало, что делать в случае отказа в таком пролете, ведь прорыв в любом случае мог означать войну! В конце концов, здравый смысл возобладал, части были возвращены на базу, и была дана отмашка".
Профессор Еврейского университета Зеев Кац в начале 1990-х гг. беседовал с двумя репатриантами в Израиль, бывшими советскими десантниками, которые рассказали, что их подразделения также проводили несколько дней в транспортных самолетах на взлетных полосах, готовясь к сбросу на Ближний Восток.
10 июня, когда сообщение Косыгина анализировалось в Белом доме, Седов вновь пригласил Гартхофа на обед. На этот раз Гартхофф сразу же направил срочную секретную записку заместителю государственного секретаря и бывшему послу в Москве Фою Д. Колеру, в которой сообщал, что Седов затронул ситуацию в Сирии и "выразил очень большую озабоченность намерениями Израиля взять Дамаск". Он хотел узнать реакцию американцев, если Советский Союз направит войска в Сирию. Я сказал, что это будет "новая война".... Мы являемся союзниками Греции, Турции и Ирана, и было бы враждебным актом посылать советские войска через их воздушное пространство, если, как я полагаю, они не дадут разрешения. Седов улыбнулся и сказал, что они, вероятно, не станут спрашивать. "Я подчеркнул, что было бы крайне неудачно и опасно, если бы Советский Союз вмешался в дела Сирии".
Добрынин гневно отреагировал на этот доклад, принизив Седова как одного из многих сотрудников посольства. "Я знаю, что он [Седов] не имел права задавать этот вопрос. Если он и затронул его в разговоре, то это был всего лишь разговор двух дипломатов, пытающихся что-то выяснить друг у друга. Мне трудно комментировать то, о чем я не уполномочивал его говорить".
Но вопрос Седова был далеко не гипотетическим. 8 июня посол США в Турции сообщил, что накануне поздно вечером с ним связался высокопоставленный сотрудник Министерства иностранных дел Ильтер Туркмен (впоследствии министр иностранных дел). Туркмен сообщил ему, что 6 июня "иракское правительство через посла Турции в Багдаде обратилось к правительству Турции с просьбой предоставить право на пролет самолетов МиГ-21, которые Ирак получил от СССР. [В качестве причины получения самолетов иракцы назвали интервенцию США и Великобритании на Ближнем Востоке, но нечетко указали их количество и сроки поставки. Туркмен сказал, что СССР не обращался к Турции по поводу МиГов.
Турки ответили... [что] они не смогут удовлетворить запрос из-за резолюции Совета Безопасности ООН о прекращении огня и вопросов, касающихся безопасности Турции. Туркмен просил держать эту информацию в секрете". Турки явно посчитали, что предложенный пролет самолетов связан с арабо-израильской войной, а, следовательно, подпадает под действие резолюции Совета Безопасности.
Седов формально был правдив, говоря, что Советский Союз не обращался напрямую за разрешением на пролет.
По словам Макнамары, на тот момент ему было неизвестно о советских приготовлениях к вторжению, но "[израильские] спецслужбы, наши, [и] британские — все имели информацию о том, что Насер собирается напасть на Израиль и буквально уничтожить страну". Существовал большой риск, что, если Египет нападет на [Израиль и, если Израиль] победит Египет, то Советы [вмешаются] в поддержку Египта.
Мы хотели "быть в состоянии применить нашу военную силу в поддержку [Израиля], чтобы предотвратить его уничтожение комбинацией Египта, Сирии и Советского Союза. И мы опасались, что, если [Израиль] упредит ситуацию, а "затем потребует военной поддержки США, наш народ скажет: "Черт возьми, почему мы должны поддерживать их, они начали войну". Поэтому мы пытались убедить Израиль и думали, что убедили его не упреждать". Но после того, как Израиль все-таки напал и добился успеха, "мы с Джонсоном задумались: "Что будет делать Сирия? И что будет делать Советский Союз, ведь Египет, их клиент, серьезно ослаблен?"
По словам Хрипункова, он и его подчиненные прекрасно понимали, что являются пешками в этой глобальной игре за власть. “Потеря 1000 человек”, — заметил он, “для СССР была "пустяком". Они начинали считать с пяти миллионов. Каждая сторона хотела продемонстрировать свою доминирующую роль". США направляют [Шестой] флот. Мы вводим свою Черноморскую эскадру. Они присылают самолеты-шпионы. Мы начинаем готовить высадку в Израиле. Израильские танки движутся через Синай и готовы проскочить через Суэцкий канал. Что дальше? Мы высадим десант, и начнется Третья мировая война? "Весь мир будет уничтожен". В конечном счете, в этом и заключалась "тяжелая катастрофа", которой угрожал Косыгин.
По сей день Макнамара отказывается обсуждать нашумевший инцидент с кораблем USS Liberty и отвергает ироничную возможность того, что нападение Израиля на разведывательный корабль позволило предотвратить раннее предупреждение о советских действиях. Liberty, разведывательное судно ВМС США, взяло на борт русскоязычных и арабоязычных экспертов и, по словам выживших членов экипажа, было направлено для наблюдения за советскими действиями.
Первоначальным объяснением израильской стороны нападения на Liberty было появление на экранах израильских радаров "большого количества всплесков, приближающихся... с запада, которые могли свидетельствовать о тотальной атаке египетских ВМС. Позже было установлено, что всплески... были эхом от необычных облачных образований". Или это был советский флот?
С другой стороны, существует предположение, что нападение Израиля на Liberty имело прямое отношение к советским оперативным решениям. Согласно официальному российскому военному изданию, советская сторона, как и выжившие на Liberty, считала, что Израиль атаковал корабль намеренно, чтобы помешать наблюдению за подготовкой Израиля к применению "ядерного и химического оружия, существование которого Тель-Авив никогда официально не отрицал".
В ответ на это, по неподтвержденным пока данным, утверждается, что в египетские воды Красного моря была направлена советская военно-морская эскадра, вооруженная ядерным оружием.
Тем временем в Средиземном море "в течение пяти-шести ночей мы ждали приказа на высадку", — рассказывает Хрипунков. "Мы постоянно двигались, выходя из района к северу от Александрии и Суэцкого канала в сторону Кипра и Крита, держась в 50-100 милях от израильского побережья".
Нулевой час высадки десанта неоднократно переносился. Даже Хрущев, который в ретроспективе считал, что Советский Союз был неправ, поддерживая планы Насера в отношении Израиля, также считал ошибкой бросать его на произвол судьбы.
Неспособность Москвы вмешаться в ситуацию вызвала серьезные проблемы с другими ее ставленниками. В октябре 1967 г. ЦРУ сообщило: "После ближневосточного кризиса режим Кастро очень критиковал СССР за то, что он не поддержал своих друзей…, отступив от своих обязательств по оказанию помощи союзникам в тех случаях, когда действия СССР могли привести к прямому столкновению с Соединенными Штатами. Кубинские лидеры [опасаются], что СССР не придет на помощь Кубе в случае нападения".
Сразу после войны 1967 г. Косыгин поспешил в Гавану, чтобы унять эти опасения, и, согласно телеграмме ЦРУ, "сообщил Кастро, что СССР был готов помочь [Египту] в борьбе против Израиля, но... фельдмаршал Амир [Абдель-Хаким Амер], командующий вооруженными силами Египта, сообщил СССР, что [Египет] намерен прекратить боевые действия в течение нескольких дней".
Однако вскоре после окончания войны ЦРУ сообщило из Каира, что Амер и влиятельная фракция в каирском руководстве стремились, скорее, не допустить полного советского господства в Египте.
Советский конфуз по поводу провала операции по спасению Египта в ноябре 1970 г. был еще достаточно болезненным, чтобы Хрущев мог использовать его для прекращения расследования, проводимого против него Контрольной комиссией ЦК после его смещения с поста советского лидера. Стенограмма показывает, как после многочасового жесткого допроса Хрущев вдруг резко сменил тему:
Хрущев: Как человек и член партии, как мы могли, при всей нашей мощи, допустить, чтобы Египет потерпел такой разгром?" Меня часто спрашивают об израильской агрессии, и я отвечаю, что не знаю всего, так как нахожусь на пенсии.
Председатель: На этом разговор окончен.
Советский Союз окончательно озвучил свою угрозу по "горячей линии" только тогда, когда и Сирия тоже оказалась на грани поражения от Израиля.
Министр обороны Моше Даян — член израильского руководства, который наиболее остро, если не сказать интуитивно, был озабочен вопросом советского военного вмешательства, медлил с ответом на сирийские обстрелы израильских городов с Голанских высот главным образом из опасения, что Советский Союз начнет действовать, и начальник Генштаба Ицхак Рабин отметил в своих мемуарах, что предупреждение Даяна кабинету "смогло посеять чувство серьезного беспокойства среди министров".
Спустя годы Даян вспоминал, что изменил свое мнение и отдал приказ о нападении на Сирию только после того, как увидел, что Израиль завершил свою победу над Египтом без вмешательства Советов. Как и союзники Москвы, он считал неспособность СССР спасти Насера признаком слабости. Можно только предполагать, преодолел бы Даян свои опасения, если бы знал о реальной подготовке СССР и его большой готовности оказать помощь сирийцам.
В Белом доме Томпсон "был поражен тем, насколько более чутко советская сторона отнеслась к тяжелому положению сирийцев, чем египтян. В то время сирийцы были зеницей ока для русских".
В Тель-Авиве 8 июня западногерманский дипломат передал своему американскому коллеге предупреждение Чувахина, сделанное двумя днями ранее, добавив теперь, что "эта угроза означает, что СССР может предпринять более активные действия против Израиля, если [его армия] сейчас приступит к полному [уничтожению] сирийских вооруженных сил, что приведет к падению поддерживаемого СССР режима".
Барбур передал эту информацию в Вашингтон, и секретная депеша была "немедленно передана госсекретарю и в Белый дом", но, как и другие намеки на советскую интервенцию, эта депеша, похоже, не была передана в Ситуационную комнату.
После получения угрожающего сообщения Косыгина, заместитель госсекретаря Николас Катценбах был направлен из оперативного штаба, чтобы "вызвать израильского посла и оказать давление на израильтян, чтобы те согласились на прекращение огня". Израильтяне, предположительно информированные о советской угрозе, вскоре так и поступили, завершив захват Голан. Команда Ситуационного центра узнала об этом из телевизионной трансляции заседаний Совета Безопасности.
Еще ранее Макнамара, сейчас утверждающий, что не знал о военно-морском характере советской угрозы, предложил своим коллегам точно подходящий ответ. Главная оперативная группа Шестого флота, намеренно удаленная от театра военных действий, кружила в центральной части Средиземного моря. 6 июня Джонсон по "горячей линии" высказал Косыгину претензии по поводу повторения советскими СМИ "абсолютно ложного и явно надуманного обвинения Насера американского авианосца в атаках на Египет": "Вы же знаете, где находятся наши авианосцы".
Когда Liberty был атакован, Джонсон позаботился о том, чтобы сообщить Косыгину, что авианосец USS Saratoga получил приказ "направить самолеты для проведения расследования. Мы хотим, чтобы вы знали, что расследование является единственной целью". 10 июня, по словам Макнамары, флот все еще "двигался на запад, к Гибралтару, на учения".
Согласно мемуарам Хелмса, министр обороны "спросил, не следует ли нам развернуть Шестой флот, чтобы направиться в Восточное Средиземноморье. Томпсон и Хелмс согласились. Хелмс отметил, что советские подводные лодки, следящие за операциями флота, немедленно доложат об этом в Москву. Президент был проинформирован и согласился направить флот на восток". В отличие от советской акции, важнейший компонент сдерживания — информирование противника, был обеспечен.
"Мы с президентом Джонсоном”, — сказал Макнамара, "приняли решение развернуть флот и направить его обратно в сторону Израиля, не для того, чтобы присоединиться к Израилю в нападении на Сирию, вовсе нет, а для того, чтобы быть достаточно близко к Израилю, на тот случай, если Советы поддержат сирийское нападение на него. Мы тогда сможем прийти ему на помощь с помощью флота, [чтобы] предотвратить его уничтожение". Уничтожение Израиля как государства ... было тогда целью Насера, и, возможно, "Советы намеревались поддержать [ее]".
По версии, дошедшей до команды Хрипункова, "[Первый секретарь ЦК КПСС Леонид] Брежнев и президент поговорили по телефону и поняли, что через полчаса после их приземления мир будет лежать в руинах. И все". Его корабль, получивший наконец приказ направиться к израильскому побережью, был повернут назад после того, как приблизился к берегу на расстояние 30-40 миль. Высадка была отменена. Переводчики, ожидавшие в Александрии, были сняты с боевого дежурства. В своих мемуарах Н.С. Хрущев признает, что американская "доктрина Макнамары" о гибком реагировании оправдала себя в 1967 году.
Спрашивается, зачем вообще было затевать столь сложную, рискованную и дорогостоящую операцию, откладывать ее и, наконец, отказываться от нее с таким ущербом для советского престижа? По предварительным данным, в советском руководстве возникли разногласия.
Халдеев, который в то время был журналистом и писателем в Баку, сообщает, что слышал от представителей коммунистической элиты о слухах из Москвы, что, по крайней мере, дважды в Политбюро проходили острые дискуссии о том, стоит ли продолжать высадку. По крайней мере, один из таких случаев подтвердил в своем интервью Егорычев:
"Я случайно подслушал такую жаркую дискуссию, когда звонил Брежневу. Косыгин выступал там на собрании [небольшой группы] и категорически заявлял, что мы не имеем права вмешиваться в эту войну и не будем". Я знаю, что Косыгин выступал против применения прямой силы в этом конфликте". Егорычев уверен, что послание Косыгина Джонсону 10 июня противоречило мнению самого премьера и должно было быть навязано ему Политбюро, которое должно было одобрить такую меру”.
Однако осторожность в конце концов, взяла верх и в Политбюро. 10 июня, после того как советские действия были открыто поставлены под угрозу, а затем отменены, Москва разорвала дипломатические отношения с Израилем. Как сообщил впоследствии инсайдер из МИД СССР, "на заседании Политбюро именно министр иностранных дел Андрей Громыко в последний момент предложил разорвать отношения, чтобы не втягиваться в масштабную военную авантюру, на которой настаивали наши "ястребы"... Это [разрыв отношений с Израилем] было костью, брошенной нашим "ястребам". Громыко боялся, что мы ввяжемся в конфликт с Соединенными Штатами".
Под "ястребами", предположительно, подразумеваются Андропов и Гречко, которого Егорычев охарактеризовал как "грубого солдата (солдафона), а не политика". Позднее Громыко заявил, что для советских интересов сохранение присутствия Израиля более выгодно, чем его уничтожение:
"Пока на Ближнем Востоке господствует вражда, мы там нужны. Если... мы будем вести себя разумно, то снова будем очень нужны". Близкий военный советник Андропова того времени, Николай В. Огарков (впоследствии маршал) признавался в 1991 году: "Слава Богу, что при (советском) феодальном режиме у нас был только Афганистан. А ведь могли быть и Польша, и Ближний Восток, и, страшно подумать, ядерная война". Даже такие вещи обсуждались".
Сразу после кризиса Егорычев был смещен, а Андропов и Гречко получили повышение, и "ястребиная" линия осталась активной. Одна военная цель была достигнута: В Сирии были созданы и укреплены советские военно-морские базы. В Египте, где Амер был свергнут и покончил жизнь самоубийством, советская сторона сохранила высокий военный авторитет. Хрипунков получил повышение по службе и стал артиллерийским офицером трехкорабельной советской флотилии, дислоцированной в Порт-Саиде, северном входе в Суэцкий канал, где сейчас проходит линия египетско-израильского фронта.
"Впереди нас были израильтяне, а позади — египтяне. Каждое утро без четверти четыре я выходил на мостик, давал команду заряжать наши орудия и тренировать их по израильским окопам". Там, по словам Хрипункова, он "стал свидетелем трагедии израильского флота" (видимо, имеется в виду потопление эсминца "Эйлат" у берегов Синая 21 октября ракетами, выпущенными из Порт-Саида). До сих пор это приписывалось египетским ракетным катерам советского производства, которым помогали советские советники.
Хрипунков же намекает, что советское участие было более значительным, и говорит, что египетский флот был не в состоянии потопить корабль. Однако подробно останавливаться на этом инциденте он отказался. На допросе в 1970 году, председатель Комиссии партийного контроля Р.Е. Мельников сказал Хрущеву: "Борьба продолжается, Египет не побежден".
К февралю 1968 г. в телеграмме ЦРУ говорилось о "первой полученной информации о советских планах участия в ограниченном арабском наступлении на Израиль. "Советы будут активно помогать арабам в отвоевании территории, потерянной в войне в июне 1967 г.".
В документе, недавно рассекреченном и подвергнутомв жесткой цензуре, однако, говорится, что "Советы дали ясно понять, что Израиль останется здесь, и они не будут... способствовать его уничтожению".
Тем не менее, по словам одного из высокопоставленных офицеров, принимавших непосредственное участие в этом процессе, не исключался даже ядерный вариант против Израиля для защиты арабского союзника. Капитан первого ранга (впоследствии вице-адмирал) Н.А. Шишков, командовавший в то время подводной лодкой, вооруженной ядерными ракетами П-6 (SS-12), рассказывал, что весной 1968 г. он "лично получил приказ командующего ВМФ СССР С. Горшкова быть готовым к выпуску восьми ракет по израильскому побережью, если американцы и израильтяне начнут высадку в Сирии".
А уже в 1981 году бывший премьер-министр Рабин в закрытой лекции в Израильском колледже национальной безопасности заявил, что "по-прежнему опасается прямого участия советских войск в арабо-израильских войнах и даже допускает, при определенных геополитических обстоятельствах, возможность высадки советского десанта на берегах Израиля".
Так что советские планы военного вмешательства на Ближнем Востоке, на деле даже не реализованные, оказывали существенное влияние на поведение всех стран, непосредственно вовлеченных в конфликт.
Изабелла Гинор — израильская журналистка, аналитик по вопросам постсоветского пространства
Комментариев нет:
Отправить комментарий