Гали Бат Хорин (Далья Лауб Саутер)
Я не хочу жить в фашистском государстве, которое поворачивается спиной к молящим об убежище.
Но я хочу жить в государстве.
Элишева, Софи, Фанни, Шеффи и тысячи других жительниц и жителей южного Тель-Авива - не живут.
У места, где они обитают, есть множество названий, но "государство" - явно не одно из них.
Я сегодня была на мероприятии, которое Шеффи организовала. Впервые в районе Неве-Шеанан, бывший Тель-Авив.
И поначалу было забавно. Мы даже не нервничали, когда пьяный африканец умудрился прорваться через охранявшую нас заслонку из десяти полицейских и гнал на них, покуда трое полицейских его в конце концов не угомонили.
Но после этого нам пришлось прогуляться без эскорта и сразу стало как-то не очень весело.
Мы прошлись по улице, где раньше вся страна покупала недорогую обувь. Широкие витрины исчезли, вместо них на каждом углу теперь по подворотне.
А в каждой подворотне - по проститутке.
Из-за угла на нас выскочила одна такая и закричала, что мы ей всех клиентов разгоним. Потом она еще поорала уже просто так, а когда мы отошли - возле неё развернулись бои без правил и шум этой драки еще долго до нас доносился.
Её кроха дочь слонялась по улице сама. Ночью. Там, где на нашу могучую кучку за десять минут три раза нападали.
А что делать? В подворотне нет убежища для маленькой девочки, пока мама возится с клиентом.
Совсем недавно вроде бы шутили, что здесь не встанет Град, пока не появится первая еврейская шлюха.
Сегодня на этой улице появились десятки шлюх, а города тут уже нет.
То есть, Тель-Авив, конечно, город. Город такой богатый, что может себе позволить потратить десятки миллионов на организацию детских садов и школ для детей нелегалов.
Но Тель-Авив - город не для всех, ибо город не кидает так своих жителей.
Потому, что тяжело представить себе, что у этого города есть голова, и эта городская голова не нашла для матери уличной малышки ничего получше, чем бараться в подворотне, покуда девочка ждёт её снаружи, ночью, в окружении чужих бухих мигрантов.
Это не город - ведь город убирают. В Неве-Шеанане я видела сотни молодых мужиков, часть из них занята на уборке. На уборке вдали от Неве-Шеанана.
Не исключаю, что эту улицу убирают. Но значит, кто-то свинячит там на порядок быстрее. Когда вы возвращаетесь оттуда домой, первым делом бежите мыть руки, потом все шмотки в стирку, а затем сразу в душ, смыть с себя всё. Вонь и гниль, пьяную блевотину, сто слоёв мусора, давно вывалившегося из контейнеров на радость здоровенным крысам - нельзя это принести домой, который пока еще находится в городе. И в государстве.
В Неве-Шеанане полным-полно полиции. Это последний признак, что когда-то здесь был израильский суверенитет. Я заметила старушку в сопровождении пары полицейских и по наивности спросила, что она уже натворила такое страшное? А ничего. Просто в Неве-Шеанане бабушка до дома добредёт в сохранности только под конвоем.
Я развезла потом Софи и Фанни. У Софи воспаление коленного сустава, но она всё равно пришла к Шеффи Паз на демонстрацию. Потому, что она помнит - когда-то она ежедневно бродила по этой улице, без страха и без стражи. Ей так хочется вернуться к тем дням, что она является на каждое мероприятие. В надежде, что это тихое сопротивление одержит победу. И возвратится то время, когда она могла спокойно зайти в здание, ныне заброшенное, переполненное чужаками с гигиеническими привычками родом из Африки и с манерами, среди каковых почему-то отсутствует минимальное уважение к старой еврейке, в здание, которое она с фантастическим преувеличением называет - "дом".
Я посетила множество мест на планете, всегда предпочитала места нетуристические, а государства не особо развитые, но государства.
Я никогда не встречала такое запустение, просто никогда.
У Фанни, Софи, Элишевы и Шеффи нет города и нет страны, нет государства. И у уличных девок нет. И у их детей тоже.
У малышки из подворотни нет общественной организации, субсидируемой из Норвегии или Катара, которая приобрела бы ей рюкзак к школе, к той самой новенькой школе, которую муниципалитет отгрохал только для тех, у кого смуглая кожа.
Дочка проститутки принадлежит к привилегированному высшему колониальному расистскому классу, который считает себя избранным народом. Поэтому она проводит свои ночи на дороге среди чужой алкоты, а потом мама закончит свой рабочий день, рабочую ночь и заберёт её домой, в подворотню, в трущобу размером метр на метр, едва кровать встанет, а может, даже успеет сменить бельё, где перед этим десятки людей изливались за мелкий прайз. С деньгами в этом квартале у всех не блестяще.
А вот в муниципалитете денег куры не клюют, из ваших налогов. Поэтому мэрия может себе позволить быть щедрой и гостеприимной - по отношению к десяткам тысяч иностранных мужчин, которые мне сегодня в лицо кричали:
"Это не твоё государство, это земля арабов!"
Они ошибались. Это вообще не государство. Это ничейная земля и на ней царит гуляй-поле.
А через пару минут на машине я опять заехала в государство. По бульвару Ротшильд сновали гуляки, нарядные, успешные, молодёжь забила кафешки до последнего сантиметра, люди постарше покидали культурное мероприятие в "Габиме". Шесть лет назад эта же молодёжь именно тут протестовала против социального неравенства - за право покупать здесь, в самом центре, квартиры дешёво. А сейчас они развлекаются. Многие наверняка заходили в Неве-Шеанан ради фейсбучного селфи на фоне африканского ребёнка, по дороге переступая через маленькую дочь проститутки, игнорируя её, ведь никакое сострадание ей не положено, уж слишком она светлокожая, не вызывает интереса.
Я курсировала по Ротшильду, разглядывала их и горела испепеляющей гневной ненавистью.
После одного единственного вечера в месте, где я была гостьей.
Ведь у меня - у меня есть дом, город и государство, куда я возвращаюсь.
| Перевод: +Laura Shavit | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий