I.
Осада джихадистами кошерного продовольственного магазина в Париже 9 января была не началом новой угрозы французским евреям и евреям Европы. Скорее, это была кульминация десяти лет кризиса, которому не будет конца.
Новая эра беспощадного антисемитизма во Франции началась с января 2006, с убийства 23-летнего Илана Халими. Вскоре после субботней трапезы со своей матерью, Халими был завлечен в район парижских трущоб, где он попал в бандитскую засаду. Пробыв в плену 24 дня, он был неоднократно избит, изрезан ножом, обожжен кислотой, изувечен, горел в костре и был замучен до смерти. Убийцами Халими были африканские и североафриканские мусульманские иммигранты, связанные с исламскими экстремистами. Они называли себя «бандой варваров». И они выбрали Халими, потому что тот был евреем.
Во Франции -- 5 миллионов мусульман составляют 10-12% от всего населения страны. Это самое большое мусульманское население в Европе. Это также наиболее проблематичное население. Этому способствуют несколько факторов:
Первый — это радикальный ислам. С конца 20-го века финансируемый Саудовской Аравией антисемитский штамм исламистского радикализма распространился во все уголки мусульманского мира. Многие французские мусульманские иммигранты из Северной Африки принесли свои исламистские и джихадистские симпатии в Европу. Опрос, проведенный в 2013, с удивлением обнаружил, что 27% французских мусульман, моложе 24, поддерживают ISIS.
Второй – национализм, который является основополагающим аспектом французской жизни. Преданность старому национализму затрудняет благонамеренным мусульманским иммигрантам интегрировать в общество, поскольку у них нет прямых связей с французской метрополией. В основном они живут скученно в предместьях, где их обычаи и нормы напоминают то же самое в странах происхождения, а не их нового дома.
Доктрина мультикультурализма -- idée fixe послевоенной Европы, имеет странные отношения с французским национализмом, хотя, казалось бы, национализм идеологически против него, однако, мультикультурализм предлагает Франции обложку с розочками для ее глубокого нежелания разрешить кому-либо без многовековых корней стать «французом». Номинально, согласно постмодернистскому идеалу мультикультурализма, ни одна культура не является более добродетельной, чем другая. А поэтому антизападный, антисемитский исламизм, практикуемый наиболее опасными гражданами Франции, запрещено очернять, а, скорее, его надо понимать и, в конечном счете, относиться к нему терпимо. Мультикультурализм позволяет французам отделять мусульман и делать их неравными. И это позволяет некоторым во Франции поддерживать убеждение, что евреи тоже никогда не смогут быть французами.
Франция является также домом для крупнейшего еврейского населения Европы. На протяжении десятилетий после второй мировой войны французское еврейство процветало как динамичное сообщество единоверцев и как неотъемлемая часть французского общества. В то время как европейский антисемитизм был далеко не потушен, Франция казалась живым примером успешной еврейской жизни в Европе после Холокоста. Сегодня, еврейское население Франции составляет примерно 478,000 — второе по величине еврейское население в мире диаспоры (после Америки).
Однако евреев Франции по численности превосходят мусульмане (10:1). Ужасное убийство Халими в 2006 ознаменовало крутой поворот Европы обратно к самой страшной ненависти, теперь уже -- своего новейшего населения. После убийства Халими были еще тысячи – тысячи нападений на французских евреев и еврейские объекты. Они варьируются групповых нападений и грабежей до взрывов, осквернения еврейских могил и убийства. В марте 2012, Мохамед Мерах, радикализованный гражданин Франции алжирского происхождения, застрелил раввина Йонатана Сандлера и троих детей в школе Озар Хатора в Тулузе. Это убийство привело к новым нападениям. В ретроспективе, одно из самых ужасных нападений произошло в августе 2012, когда французский исламист бросил гранату в кошерный супермаркет в Сарселле.
Мусульманские нападения на евреев Франции значительно возросло летом 2014, во время и после войны Израиля с Хамасом в секторе Газа. 13 июля, десятки североафриканских иммигрантов штурмовали парижскую синагогу Дон Исаак Абраванель, скандируя «Аллаху Акбар» и «Смерть жидам». Дикая толпа, орудуя ножами, дубинами, топорами, стремилась добраться через забаррикадированную дверь до 200 прихожан по другую сторону. В конечном итоге, полиция и представители службы обороны еврейской общины Франции разогнали нападавших. В июле и августе насчитывалось в общей сложности восемь попыток уничтожения или поджога различных синагог в Париже. В Сарселле толпа сжигала лавки, принадлежащие евреям. Все говорили, что антисемитизм во Франции подскочил на 90% в 2014.
От убийства Халими до январских нападений, официальный французский ответ был только сочувствием к жертвам и отрицанием природы нападавших. Во второй половине дня 9 января на исходе недели, когда исламские боевики, утверждавшие, что они мстят за оскорбление пророка Мухаммеда, убили 17 граждан Франции, президент Франсуа Олланд, стоя перед телекамерами, объявил, что террористы не имеют «ничего общего с мусульманской религией».
Неэффективная реакция Олланда и его предшественников на мусульманскую проблему в их собственной стране, толкнула многих французов в объятия Национального фронта (FN). Эта крайне правая партия, основанная в 1972 и руководимая сегодня Марин Ле Пен, одержала свою крупную победу в муниципальных выборах в марте 2014. Ле Пен — откровенная противница мусульманской иммиграции, но FN является ультра-националистической партией во всех отношениях, и ни партия, ни ее сторонники, не могут считаться друзьями евреев. Далеко нет. Ле Пен -- дочь основателя FN и откровенного юдофоба, Жана-Мари Ле Пена, поддерживает запрет на ношение кипы в общественных местах. И как многие экстремисты до нее, она стремится делать общее дело с антисемитскими личностями от оппозиционных партий. Таким образом, попытка подъема французских ультраправых, сама по себе, создает потенциальную угрозу для евреев Франции. Примером этого было 16 января 2014, когда 17 000 французских националистов собрались в центре Парижа на «день гнева» и скандировали:
III.
При всех мнениях среди сионистских лидеров, которые следовали Герцлю, о том, какие формы должно принять еврейское самоуправление, а их было много, была одна вещь, с которой все были согласны. Любые споры о том, каким государством Израиль должен быть, были бесполезны, пока не будет самого государства. Это был практический национализм.
Хотя Герцль считается отцом-основателем идеологического права в Израиле, ревизионистский лидер, Владимир Жаботинский, посвятил себя прагматическим, а не религиозным или историческим потребностям еврейского национального очага в Палестине. Он назвал его «гуманитарным сионизмом». Когда антиеврейские грозовые тучи снова собрались над Европой, Жаботинский поставил одну простую цель: спасти как можно больше евреев. Жаботинский, наиболее грамотный и литературно одаренный из ранних сионистских лидеров, презирал аргументы о том, насколько «хорошим» Израиль должен выглядеть, поэтому он пренебрежительно называл проекты других сионистских лидеров «парком развлечений для культуры иврита». То, что Израилю было нужно, должно было не стать, а быть.
Жаботинский умер в 1940, прежде чем он в полной мере узнал, как отчаянно требовался его гуманитарный сионизм. Холокост не создал потребности в еврейском государстве. Он доказал его необходимость.
Еврейское агентство было официально учреждено в 1929 с абсорбцией иммигрантов как одной из своих основных областей. Оно приобрело свое название от статьи 4 мандата Лиги Наций для Палестины: «Соответствующие еврейские агентства должны быть признаны как государственные органы с целью консультирования и сотрудничества с администрацией Палестины по экономическим, социальным и другим вопросам, которые могут повлиять на создание еврейского национального дома и интересы еврейского населения в Палестине».
Хотя у Еврейского агентства иные функции, однако, помощь Алие стала причиной, по которой оно было сохранено после основания государства. Бен-Гурион хотел прекратить его существование, но его предложение было отклонено. Израильский историк Анита Шапира объясняет, почему: многие в израильском руководстве... признали, что сионистская организация и еврейское агентство (которые имели один персонал) имели опыт в организации иммиграции, ассимиляции и расселении иммигрантов. Поэтому они поддержали продолжение существования организации, несмотря на возражение Бен-Гуриона.
Сохранение этих организаций в нетронутом виде было опять-таки практическим решением, отчасти и по личной просьбе Бен-Гуриона. На раннем этапе были призывы замедлить волну иммиграции из стран, к востоку от Палестины или предъявлять требования к здоровью или способности работать потенциальных иммигрантов. Бен-Гурион был против всего этого. «Мы должны принять евреев Ирака и всех других диаспор, которые готовы или вынуждены иммигрировать»,-- говорил он, «как можно скорее, не обращая внимание на имущество и способности к ассимиляции». И так их приняли. С огромными трудностями и возникновением социальной напряженности, существующей по сей день внутри еврейского государства. Но они прибыли. Они все еще здесь. Как и их дети. И их внуки. И их правнуки.
Приток беженцев из арабских земель был не только поразительной волной иммиграции. Советские евреи, отчаявшиеся избавиться от государственной тоталитарной ненависти в 1970-х, нашли важного союзника в лице американского сенатора Генри М. Джексона и представителя Чарльза Вэника, которые успешно продвинули закон, ограничивающий торговлю США с такими странами, как Советский Союз, которые не давали угнетенным меньшинствам эмигрировать. Постепенно евреи начали поиски пути выхода за железный занавес. Ручеек стал наводнением с либерализацией правительства Горбачева и, наконец, распадом СССР в 1991. Сегодня в Израиле живет 1.2 млн евреев из бывшего Советского Союза, третья по величине русскоязычная диаспора после США и Германии. Еврейское агентство в настоящее время находится под руководством Натана Щаранского, который провел девять лет в ГУЛАГе за «преступное» желание жить, как еврей. И это Еврейское агентство будет там, где надо будет помочь евреям Европы в ближайшие годы.
IV.
Сионизм был не утопическим видением. Это была программа и остается программой — средством, с помощью которого евреи могут и будут выживать в четвертом тысячелетии. Она дает евреям убежище в мире и позволяет им осуществлять права, которых они были лишены почти всюду на земле, где ими руководили другие, и сохранять удивительную исключительность Соединенных Штатов Америки. Она о том, что евреи должны быть. Это одна из многих причин, по которой Израиль был создан как демократическое государство, которое уважает права меньшинств.
И, тем не менее, для некоторых сторонников Израиля, это спорно.
Классическим возражением сионизму и еврейскому сообществу всегда было, что потребность в Израиле не была и не является неотложной, или, что иные практические соображения перевешивают такую потребности. В пределах еврейской общины наиболее мощным возражением сионизму был религиозный источник — вера ультраортодоксальной общины, что государство, созданное до прихода Мессии, есть идолопоклонство и оскорбление Бога. Другими словами, религиозные возражения против сионизма основаны на его практическом успехе.
Сегодня в еврейской общине, евреи антисионисты не представляют большой проблема. Теперь реальная проблема идет изнутри самого сионизма из-за того, что практический сионизм разочаровал некоторых евреев. Это люди, которые заменили практический сионизм тем, что можно назвать «условным сионизмом». Для условных сионистов Израиль был когда-то портом захода для евреев по движению. Теперь они говорят, что буря закончилась, а угроза еврейству происходит больше от того, что оно видят, как бедствие, возникновение шторма в порту.
В своей книге 2012 – «Кризис сионизма», Питер Бейнарт утверждает, что он лучше спит ночью, зная, что в мире есть еврейское государство». Однако его следующие слова могли бы стать девизом условных сионистов: «но не всякое еврейское государство». Если Израиль не ведет себя, как хочется условным сионистам, если он не принимает политику условных сионистов, если он не оказывает сопротивления собственным внешним проблемам, чтобы пролить бальзам на совесть условных сионистов, то он не заслуживает их поддержки.
И что же является альтернативой сионизму для них? В мрачном ироническом отрывке из книги, Бейнард указывает на Европу: «подавляющее большинство евреев Европы теперь живут в демократии, которая обеспечивают свободу вероисповедания». Евреи Франции, которым запрещают носить ермолки или звезду Давида или даже, порой, посещать синагогу, могут не соглашаться.
Условные сионисты имеют способ ошибаться относительно затишья в волнах постоянного отлива. Рассматривая это предложение, Бейнард написал всего лишь три года назад: «По большей части, молодые американские евреи не рассматривают свои кампусы как враждебные или антисемитские». На самом деле, чистый антисемитизм безжалостно используется как профессорско-преподавательским составом, так и студенчеством во всем американском высшем образовании.
В своих собственных словах и делах, условные сионисты неявно признают, что конец потребности в практическом сионизме является необходимой предпосылкой для их собственной марки сионизма — такого, в котором левые американские евреи могли бы использовать государство Израиль как свою моральную площадку, преемницу «парка развлечения для культуры на иврите» Жаботинского. В то время, как война 2014 между Израилем и Хамасом в секторе Газа была использована как предлог для народного насильственного выражения антисемитизма в Европе, о котором условные сионисты нам говорили, как о чем-то прошедшем, в Соединенных Штатах Америки либеральные сионисты мучились по поводу предполагаемой непримиримости их прогрессивных ценностей с израильским методом самообороны.
«Израиль затрудняет быть произраильским» -- жаловался заголовок поста Йонатана Хайта в нью-йоркском журнале. Он не увидел факты конфликта — «операция в Газе не является вынужденной стратегией Нетаньяху -- это стратегия Нетаньяху во всей ее полноте», пишет он безрассудно, но достаточно честно, о собственной марке сионизма. Он объясняет, что его длинное определение того, что значит быть произраильским, включает «два возможных качества: сочувствие к истории страны относительно ее критиков, или постоянная поддержка его политической позиции относительно его международных врагов». Это условный сионизм, твердо стоящий на «условиях».
Так что происходит с аргументами условных сионистов, когда антисемитизм вновь заявляет о себе с удвоенной силой? Ответ приходит от академика Алана Вульфа. Его последняя книга, «Дома в изгнании», имеет целью объяснить, «почему диаспора -- это хорошо для евреев». Вульф, до некоторой степени, принимает предпосылки практического сионизма. Но затем он делает карикатуру, утверждая, что возможность сионистского проекта, по крайней мере, как его видят его самые преданные сторонники, зависит от полного краха жизни диаспоры:
Намеренно или нет, но акцент на успехе диаспоры подрывает это единство потому, что, если евреи могут процветать вне еврейского государства, то фундаментальные основы для существования этого государства неизбежно будут поставлены под вопрос. Сионисты не строили дом для евреев с тем, чтобы они рассматривали его как место, куда поехать в отпуск.
Согласно Вульфу, сионистской реакцией является раздувание угрозы в угоду партикуляризму за счет универсальности. Вульф говорит, что евреи не ценят, или не позволяют себе ценить свое счастье. «Далекие от призыва апеллировать к правам беспомощного меньшинства жить в достоинстве», пишет Вульф, «неоднократные обвинения в антисемитизме в подобных условиях, часто бывают лишены своей невинности».
V.
Мы полагаем, что теперь это Вульф и условные сионисты должны потерять свою невинность, если она у них когда-либо была. Условия во Франции показывают опасную самоуспокоенность условного сионизма. Израиль не был создан как мессианский проект или светский рай. Это не рай рабочих-социалистов. Это не капиталистический империалистический форпост. Это, напротив, страна, которой сейчас 66 лет -- более свободная, чем большинство, более справедливая к меньшинствам, чем большинство, и в которой проживает 6,2 миллиона евреев. «Дом -- это место, в котором, когда вам придется туда поехать, вас должны принять», писал Роберт Фрост. Поскольку каждый французский еврей находится в опасности, и поскольку каждый еврей всюду находится в опасности, для каждого еврея, который стоит перед выбором, Израиль является домом. Его существование до Холокоста могло бы спасти миллионы. Его существование после Холокоста спасает миллионы. Через 70 лет после Холокоста, евреи в Европе нуждаются в нем снова.
Увы, обещание, данное Герцлем, предложившим создать еврейское государство, было ужасно наивным:
Осада джихадистами кошерного продовольственного магазина в Париже 9 января была не началом новой угрозы французским евреям и евреям Европы. Скорее, это была кульминация десяти лет кризиса, которому не будет конца.
Новая эра беспощадного антисемитизма во Франции началась с января 2006, с убийства 23-летнего Илана Халими. Вскоре после субботней трапезы со своей матерью, Халими был завлечен в район парижских трущоб, где он попал в бандитскую засаду. Пробыв в плену 24 дня, он был неоднократно избит, изрезан ножом, обожжен кислотой, изувечен, горел в костре и был замучен до смерти. Убийцами Халими были африканские и североафриканские мусульманские иммигранты, связанные с исламскими экстремистами. Они называли себя «бандой варваров». И они выбрали Халими, потому что тот был евреем.
Во Франции -- 5 миллионов мусульман составляют 10-12% от всего населения страны. Это самое большое мусульманское население в Европе. Это также наиболее проблематичное население. Этому способствуют несколько факторов:
Первый — это радикальный ислам. С конца 20-го века финансируемый Саудовской Аравией антисемитский штамм исламистского радикализма распространился во все уголки мусульманского мира. Многие французские мусульманские иммигранты из Северной Африки принесли свои исламистские и джихадистские симпатии в Европу. Опрос, проведенный в 2013, с удивлением обнаружил, что 27% французских мусульман, моложе 24, поддерживают ISIS.
Второй – национализм, который является основополагающим аспектом французской жизни. Преданность старому национализму затрудняет благонамеренным мусульманским иммигрантам интегрировать в общество, поскольку у них нет прямых связей с французской метрополией. В основном они живут скученно в предместьях, где их обычаи и нормы напоминают то же самое в странах происхождения, а не их нового дома.
Доктрина мультикультурализма -- idée fixe послевоенной Европы, имеет странные отношения с французским национализмом, хотя, казалось бы, национализм идеологически против него, однако, мультикультурализм предлагает Франции обложку с розочками для ее глубокого нежелания разрешить кому-либо без многовековых корней стать «французом». Номинально, согласно постмодернистскому идеалу мультикультурализма, ни одна культура не является более добродетельной, чем другая. А поэтому антизападный, антисемитский исламизм, практикуемый наиболее опасными гражданами Франции, запрещено очернять, а, скорее, его надо понимать и, в конечном счете, относиться к нему терпимо. Мультикультурализм позволяет французам отделять мусульман и делать их неравными. И это позволяет некоторым во Франции поддерживать убеждение, что евреи тоже никогда не смогут быть французами.
Франция является также домом для крупнейшего еврейского населения Европы. На протяжении десятилетий после второй мировой войны французское еврейство процветало как динамичное сообщество единоверцев и как неотъемлемая часть французского общества. В то время как европейский антисемитизм был далеко не потушен, Франция казалась живым примером успешной еврейской жизни в Европе после Холокоста. Сегодня, еврейское население Франции составляет примерно 478,000 — второе по величине еврейское население в мире диаспоры (после Америки).
Однако евреев Франции по численности превосходят мусульмане (10:1). Ужасное убийство Халими в 2006 ознаменовало крутой поворот Европы обратно к самой страшной ненависти, теперь уже -- своего новейшего населения. После убийства Халими были еще тысячи – тысячи нападений на французских евреев и еврейские объекты. Они варьируются групповых нападений и грабежей до взрывов, осквернения еврейских могил и убийства. В марте 2012, Мохамед Мерах, радикализованный гражданин Франции алжирского происхождения, застрелил раввина Йонатана Сандлера и троих детей в школе Озар Хатора в Тулузе. Это убийство привело к новым нападениям. В ретроспективе, одно из самых ужасных нападений произошло в августе 2012, когда французский исламист бросил гранату в кошерный супермаркет в Сарселле.
Мусульманские нападения на евреев Франции значительно возросло летом 2014, во время и после войны Израиля с Хамасом в секторе Газа. 13 июля, десятки североафриканских иммигрантов штурмовали парижскую синагогу Дон Исаак Абраванель, скандируя «Аллаху Акбар» и «Смерть жидам». Дикая толпа, орудуя ножами, дубинами, топорами, стремилась добраться через забаррикадированную дверь до 200 прихожан по другую сторону. В конечном итоге, полиция и представители службы обороны еврейской общины Франции разогнали нападавших. В июле и августе насчитывалось в общей сложности восемь попыток уничтожения или поджога различных синагог в Париже. В Сарселле толпа сжигала лавки, принадлежащие евреям. Все говорили, что антисемитизм во Франции подскочил на 90% в 2014.
От убийства Халими до январских нападений, официальный французский ответ был только сочувствием к жертвам и отрицанием природы нападавших. Во второй половине дня 9 января на исходе недели, когда исламские боевики, утверждавшие, что они мстят за оскорбление пророка Мухаммеда, убили 17 граждан Франции, президент Франсуа Олланд, стоя перед телекамерами, объявил, что террористы не имеют «ничего общего с мусульманской религией».
Неэффективная реакция Олланда и его предшественников на мусульманскую проблему в их собственной стране, толкнула многих французов в объятия Национального фронта (FN). Эта крайне правая партия, основанная в 1972 и руководимая сегодня Марин Ле Пен, одержала свою крупную победу в муниципальных выборах в марте 2014. Ле Пен — откровенная противница мусульманской иммиграции, но FN является ультра-националистической партией во всех отношениях, и ни партия, ни ее сторонники, не могут считаться друзьями евреев. Далеко нет. Ле Пен -- дочь основателя FN и откровенного юдофоба, Жана-Мари Ле Пена, поддерживает запрет на ношение кипы в общественных местах. И как многие экстремисты до нее, она стремится делать общее дело с антисемитскими личностями от оппозиционных партий. Таким образом, попытка подъема французских ультраправых, сама по себе, создает потенциальную угрозу для евреев Франции. Примером этого было 16 января 2014, когда 17 000 французских националистов собрались в центре Парижа на «день гнева» и скандировали:
«Жиды, вон из Франции», «Жид, жид, Франция не твоя» и «Газовые камеры – это круто».
Французский рабочий класс все больше присоединяется к ультраправым и ультралевым, оба из которых имеют склонность во всем обвинять евреев.
Рисуются линии фронта. Французская элита иногда может осудить антисемитизм, как это сделал Олланд после нападения в кошерном супермаркете. И 11 января, Олланд, под руки с мировыми лидерами, в том числе, премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, шел во главе марша из более, чем миллиона человек в поддержку жертв январского нападения, осуждая ненависть.
Однако нет никаких существенных признаков, что лидеры Франции готовы остановить радикальных исламистов, которые объявили войну французскому еврейству. Между тем, французский рабочий класс все больше видит в евреях помеху для своего экономического благосостояния. И твердый поворот Европы против Израиля обострил всякого рода антисемитизм.
Оказавшись между неумолимой реальностью радикального ислама и потенциальным проявлением возрождения нео-фашизма, французские евреи не знают, что им делать. Для все большего числа ответ лежит в Израиле. В прошлом году туда прибыло рекордно высокое количество -- 7000 французских евреев иммигрировали в еврейское государство — вдвое больше, чем в прошлом году. Еврейское Агентство, которое ведет наблюдение за иммиграцией евреев в Израиль, предполагает, что в 2015 в Израиль приедет 15 000 французских евреев.
Евреи должны иметь право на выбор -- остаться во Франции или где-либо еще на планете Земля, где они хотели бы жить, от центра Хеврона до вершины горы Эверест. Но этот вопрос не зависит ни от чего, кроме реальности. Евреи во Франции и, учитывая определенные тенденции, в других местах Европы, от Великобритании до Скандинавии — должны подумать о своем буквальном выживания.
II.
В 1894 венский журналист Теодор Герцль стоял на парижской сцене, осуждая официальную общественную деградацию Альфреда Дрейфуса, французского офицера, осужденного за шпионаж в пользу Германии и приговоренного к пожизненной ссылке на Чертов остров. Не взирая на то, что оба были евреями, Герцль поверил, ничтоже сумняшеся, и более француз, чем француз Дрейфус, в его виновность. Однако как только отличительные знаки Дрейфуса были сорваны с его одежды, толпы стали орать «смерть жидам», как они орали в течение предшествующих месяцев. После этого, Герцль не только изменил свое мнение о виновности Дрейфуса, но и пришел к нему как представитель еврейского кризиса в Европе. Как написал потом биограф Герцля, Амос Элон, «деградированный человек символизировал еврейство в современном обществе, утверждая свои пути, говоря на своем языке, думая свои мысли и нашивая свои знаки отличия на эполеты только для того, чтобы их потом сорвали».
Евреи «не должны сами себя обманывать», -- писал Герцль в своем дневнике. «Причина потеряна». Причиной, о которой он говорил, были усилия по обеспечению равных прав на жизнь и свободу для евреев как национального меньшинства, живущего среди неевреев. Для Герцля дело Дрейфуса ознаменовало собой завершение многих лет размышлений об экзистенциальном состояния своего народа. В результате осуждения Дрейфуса, писал Элон, Герцль, «наконец, решился возглавить во всем мире действия от имени евреев».
Восемнадцать месяцев спустя, Герцль опубликовал «Еврейское государство». Этот памфлет, изменивший мир с помощью 23 000 слов, поражает и сегодня не мощью своей риторики, а своей беспрецедентной практичностью. В нем не только выдвигаются однозначно мощные или памятно полемические аргументы против антисемитизма:
Рисуются линии фронта. Французская элита иногда может осудить антисемитизм, как это сделал Олланд после нападения в кошерном супермаркете. И 11 января, Олланд, под руки с мировыми лидерами, в том числе, премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, шел во главе марша из более, чем миллиона человек в поддержку жертв январского нападения, осуждая ненависть.
Однако нет никаких существенных признаков, что лидеры Франции готовы остановить радикальных исламистов, которые объявили войну французскому еврейству. Между тем, французский рабочий класс все больше видит в евреях помеху для своего экономического благосостояния. И твердый поворот Европы против Израиля обострил всякого рода антисемитизм.
Оказавшись между неумолимой реальностью радикального ислама и потенциальным проявлением возрождения нео-фашизма, французские евреи не знают, что им делать. Для все большего числа ответ лежит в Израиле. В прошлом году туда прибыло рекордно высокое количество -- 7000 французских евреев иммигрировали в еврейское государство — вдвое больше, чем в прошлом году. Еврейское Агентство, которое ведет наблюдение за иммиграцией евреев в Израиль, предполагает, что в 2015 в Израиль приедет 15 000 французских евреев.
Евреи должны иметь право на выбор -- остаться во Франции или где-либо еще на планете Земля, где они хотели бы жить, от центра Хеврона до вершины горы Эверест. Но этот вопрос не зависит ни от чего, кроме реальности. Евреи во Франции и, учитывая определенные тенденции, в других местах Европы, от Великобритании до Скандинавии — должны подумать о своем буквальном выживания.
II.
В 1894 венский журналист Теодор Герцль стоял на парижской сцене, осуждая официальную общественную деградацию Альфреда Дрейфуса, французского офицера, осужденного за шпионаж в пользу Германии и приговоренного к пожизненной ссылке на Чертов остров. Не взирая на то, что оба были евреями, Герцль поверил, ничтоже сумняшеся, и более француз, чем француз Дрейфус, в его виновность. Однако как только отличительные знаки Дрейфуса были сорваны с его одежды, толпы стали орать «смерть жидам», как они орали в течение предшествующих месяцев. После этого, Герцль не только изменил свое мнение о виновности Дрейфуса, но и пришел к нему как представитель еврейского кризиса в Европе. Как написал потом биограф Герцля, Амос Элон, «деградированный человек символизировал еврейство в современном обществе, утверждая свои пути, говоря на своем языке, думая свои мысли и нашивая свои знаки отличия на эполеты только для того, чтобы их потом сорвали».
Евреи «не должны сами себя обманывать», -- писал Герцль в своем дневнике. «Причина потеряна». Причиной, о которой он говорил, были усилия по обеспечению равных прав на жизнь и свободу для евреев как национального меньшинства, живущего среди неевреев. Для Герцля дело Дрейфуса ознаменовало собой завершение многих лет размышлений об экзистенциальном состояния своего народа. В результате осуждения Дрейфуса, писал Элон, Герцль, «наконец, решился возглавить во всем мире действия от имени евреев».
Восемнадцать месяцев спустя, Герцль опубликовал «Еврейское государство». Этот памфлет, изменивший мир с помощью 23 000 слов, поражает и сегодня не мощью своей риторики, а своей беспрецедентной практичностью. В нем не только выдвигаются однозначно мощные или памятно полемические аргументы против антисемитизма:
«Я не собираюсь хвататься за дубину в защиту евреев в этом памфлете», писал Герцль.
«Это было бы бесполезным. Все рациональное и все сентиментальное было уже сказано в их защиту. Если те, кто имеет уши, не способен это понять, то это крик вопиющего в пустыне.
«Однако если слушатели широко и возвышенно мыслят и уже схватили сказанное, то проповедь излишня».Еврейское государство -- не проповедь. Это план. Он был революционным, потому что Герцль утверждал, что ничего нельзя сделать, чтобы «вылечить» от антисемитизма, когда евреи живут среди неевреев. Антисемитизм есть побочный продукт такого сосуществования. Его ответ был пошаговой программой того, что необходимо сделать в практическом плане, чтобы евреи продолжали существовать – какие организации им необходимы, какие тактики и методы им необходимо использовать для обеспечения цели, которая была четко обозначена в самом названии.
III.
При всех мнениях среди сионистских лидеров, которые следовали Герцлю, о том, какие формы должно принять еврейское самоуправление, а их было много, была одна вещь, с которой все были согласны. Любые споры о том, каким государством Израиль должен быть, были бесполезны, пока не будет самого государства. Это был практический национализм.
Хотя Герцль считается отцом-основателем идеологического права в Израиле, ревизионистский лидер, Владимир Жаботинский, посвятил себя прагматическим, а не религиозным или историческим потребностям еврейского национального очага в Палестине. Он назвал его «гуманитарным сионизмом». Когда антиеврейские грозовые тучи снова собрались над Европой, Жаботинский поставил одну простую цель: спасти как можно больше евреев. Жаботинский, наиболее грамотный и литературно одаренный из ранних сионистских лидеров, презирал аргументы о том, насколько «хорошим» Израиль должен выглядеть, поэтому он пренебрежительно называл проекты других сионистских лидеров «парком развлечений для культуры иврита». То, что Израилю было нужно, должно было не стать, а быть.
Жаботинский умер в 1940, прежде чем он в полной мере узнал, как отчаянно требовался его гуманитарный сионизм. Холокост не создал потребности в еврейском государстве. Он доказал его необходимость.
«Кто готов и способен гарантировать, что не повторится то, что случилось с нами в Европе»? – спросил Давид Бен-Гурион Комиссию ООН в 1947.
«Есть только одна гарантия безопасности: родина и государство».Распространенность антисемитизма во всем мире продолжала доказывать эту необходимость даже после того, как государство Израиль стало реальностью. Арабские страны изгнали своих евреев или сделали невозможным их выживание без того, чтобы уехать. Это привело к немедленному кризису беженцев: 850 000 евреев бежали из арабского мира в первые годы после независимости Израиля. Почти 600 000 поселились в Израиле. Ассимиляция этих беженцев еврейским государством была беспрецедентной. Иммигранты почти удвоили нарождающееся население Израиля. Подобное стало возможным, только благодаря практическому сионизму — организациям, банкам и бюрократическим системам, первоначально предусмотренным в «Еврейском государстве» Герцля.
Еврейское агентство было официально учреждено в 1929 с абсорбцией иммигрантов как одной из своих основных областей. Оно приобрело свое название от статьи 4 мандата Лиги Наций для Палестины: «Соответствующие еврейские агентства должны быть признаны как государственные органы с целью консультирования и сотрудничества с администрацией Палестины по экономическим, социальным и другим вопросам, которые могут повлиять на создание еврейского национального дома и интересы еврейского населения в Палестине».
Хотя у Еврейского агентства иные функции, однако, помощь Алие стала причиной, по которой оно было сохранено после основания государства. Бен-Гурион хотел прекратить его существование, но его предложение было отклонено. Израильский историк Анита Шапира объясняет, почему: многие в израильском руководстве... признали, что сионистская организация и еврейское агентство (которые имели один персонал) имели опыт в организации иммиграции, ассимиляции и расселении иммигрантов. Поэтому они поддержали продолжение существования организации, несмотря на возражение Бен-Гуриона.
Сохранение этих организаций в нетронутом виде было опять-таки практическим решением, отчасти и по личной просьбе Бен-Гуриона. На раннем этапе были призывы замедлить волну иммиграции из стран, к востоку от Палестины или предъявлять требования к здоровью или способности работать потенциальных иммигрантов. Бен-Гурион был против всего этого. «Мы должны принять евреев Ирака и всех других диаспор, которые готовы или вынуждены иммигрировать»,-- говорил он, «как можно скорее, не обращая внимание на имущество и способности к ассимиляции». И так их приняли. С огромными трудностями и возникновением социальной напряженности, существующей по сей день внутри еврейского государства. Но они прибыли. Они все еще здесь. Как и их дети. И их внуки. И их правнуки.
Приток беженцев из арабских земель был не только поразительной волной иммиграции. Советские евреи, отчаявшиеся избавиться от государственной тоталитарной ненависти в 1970-х, нашли важного союзника в лице американского сенатора Генри М. Джексона и представителя Чарльза Вэника, которые успешно продвинули закон, ограничивающий торговлю США с такими странами, как Советский Союз, которые не давали угнетенным меньшинствам эмигрировать. Постепенно евреи начали поиски пути выхода за железный занавес. Ручеек стал наводнением с либерализацией правительства Горбачева и, наконец, распадом СССР в 1991. Сегодня в Израиле живет 1.2 млн евреев из бывшего Советского Союза, третья по величине русскоязычная диаспора после США и Германии. Еврейское агентство в настоящее время находится под руководством Натана Щаранского, который провел девять лет в ГУЛАГе за «преступное» желание жить, как еврей. И это Еврейское агентство будет там, где надо будет помочь евреям Европы в ближайшие годы.
IV.
Сионизм был не утопическим видением. Это была программа и остается программой — средством, с помощью которого евреи могут и будут выживать в четвертом тысячелетии. Она дает евреям убежище в мире и позволяет им осуществлять права, которых они были лишены почти всюду на земле, где ими руководили другие, и сохранять удивительную исключительность Соединенных Штатов Америки. Она о том, что евреи должны быть. Это одна из многих причин, по которой Израиль был создан как демократическое государство, которое уважает права меньшинств.
И, тем не менее, для некоторых сторонников Израиля, это спорно.
Классическим возражением сионизму и еврейскому сообществу всегда было, что потребность в Израиле не была и не является неотложной, или, что иные практические соображения перевешивают такую потребности. В пределах еврейской общины наиболее мощным возражением сионизму был религиозный источник — вера ультраортодоксальной общины, что государство, созданное до прихода Мессии, есть идолопоклонство и оскорбление Бога. Другими словами, религиозные возражения против сионизма основаны на его практическом успехе.
Сегодня в еврейской общине, евреи антисионисты не представляют большой проблема. Теперь реальная проблема идет изнутри самого сионизма из-за того, что практический сионизм разочаровал некоторых евреев. Это люди, которые заменили практический сионизм тем, что можно назвать «условным сионизмом». Для условных сионистов Израиль был когда-то портом захода для евреев по движению. Теперь они говорят, что буря закончилась, а угроза еврейству происходит больше от того, что оно видят, как бедствие, возникновение шторма в порту.
В своей книге 2012 – «Кризис сионизма», Питер Бейнарт утверждает, что он лучше спит ночью, зная, что в мире есть еврейское государство». Однако его следующие слова могли бы стать девизом условных сионистов: «но не всякое еврейское государство». Если Израиль не ведет себя, как хочется условным сионистам, если он не принимает политику условных сионистов, если он не оказывает сопротивления собственным внешним проблемам, чтобы пролить бальзам на совесть условных сионистов, то он не заслуживает их поддержки.
И что же является альтернативой сионизму для них? В мрачном ироническом отрывке из книги, Бейнард указывает на Европу: «подавляющее большинство евреев Европы теперь живут в демократии, которая обеспечивают свободу вероисповедания». Евреи Франции, которым запрещают носить ермолки или звезду Давида или даже, порой, посещать синагогу, могут не соглашаться.
Условные сионисты имеют способ ошибаться относительно затишья в волнах постоянного отлива. Рассматривая это предложение, Бейнард написал всего лишь три года назад: «По большей части, молодые американские евреи не рассматривают свои кампусы как враждебные или антисемитские». На самом деле, чистый антисемитизм безжалостно используется как профессорско-преподавательским составом, так и студенчеством во всем американском высшем образовании.
В своих собственных словах и делах, условные сионисты неявно признают, что конец потребности в практическом сионизме является необходимой предпосылкой для их собственной марки сионизма — такого, в котором левые американские евреи могли бы использовать государство Израиль как свою моральную площадку, преемницу «парка развлечения для культуры на иврите» Жаботинского. В то время, как война 2014 между Израилем и Хамасом в секторе Газа была использована как предлог для народного насильственного выражения антисемитизма в Европе, о котором условные сионисты нам говорили, как о чем-то прошедшем, в Соединенных Штатах Америки либеральные сионисты мучились по поводу предполагаемой непримиримости их прогрессивных ценностей с израильским методом самообороны.
«Израиль затрудняет быть произраильским» -- жаловался заголовок поста Йонатана Хайта в нью-йоркском журнале. Он не увидел факты конфликта — «операция в Газе не является вынужденной стратегией Нетаньяху -- это стратегия Нетаньяху во всей ее полноте», пишет он безрассудно, но достаточно честно, о собственной марке сионизма. Он объясняет, что его длинное определение того, что значит быть произраильским, включает «два возможных качества: сочувствие к истории страны относительно ее критиков, или постоянная поддержка его политической позиции относительно его международных врагов». Это условный сионизм, твердо стоящий на «условиях».
Так что происходит с аргументами условных сионистов, когда антисемитизм вновь заявляет о себе с удвоенной силой? Ответ приходит от академика Алана Вульфа. Его последняя книга, «Дома в изгнании», имеет целью объяснить, «почему диаспора -- это хорошо для евреев». Вульф, до некоторой степени, принимает предпосылки практического сионизма. Но затем он делает карикатуру, утверждая, что возможность сионистского проекта, по крайней мере, как его видят его самые преданные сторонники, зависит от полного краха жизни диаспоры:
Намеренно или нет, но акцент на успехе диаспоры подрывает это единство потому, что, если евреи могут процветать вне еврейского государства, то фундаментальные основы для существования этого государства неизбежно будут поставлены под вопрос. Сионисты не строили дом для евреев с тем, чтобы они рассматривали его как место, куда поехать в отпуск.
Согласно Вульфу, сионистской реакцией является раздувание угрозы в угоду партикуляризму за счет универсальности. Вульф говорит, что евреи не ценят, или не позволяют себе ценить свое счастье. «Далекие от призыва апеллировать к правам беспомощного меньшинства жить в достоинстве», пишет Вульф, «неоднократные обвинения в антисемитизме в подобных условиях, часто бывают лишены своей невинности».
V.
Мы полагаем, что теперь это Вульф и условные сионисты должны потерять свою невинность, если она у них когда-либо была. Условия во Франции показывают опасную самоуспокоенность условного сионизма. Израиль не был создан как мессианский проект или светский рай. Это не рай рабочих-социалистов. Это не капиталистический империалистический форпост. Это, напротив, страна, которой сейчас 66 лет -- более свободная, чем большинство, более справедливая к меньшинствам, чем большинство, и в которой проживает 6,2 миллиона евреев. «Дом -- это место, в котором, когда вам придется туда поехать, вас должны принять», писал Роберт Фрост. Поскольку каждый французский еврей находится в опасности, и поскольку каждый еврей всюду находится в опасности, для каждого еврея, который стоит перед выбором, Израиль является домом. Его существование до Холокоста могло бы спасти миллионы. Его существование после Холокоста спасает миллионы. Через 70 лет после Холокоста, евреи в Европе нуждаются в нем снова.
Увы, обещание, данное Герцлем, предложившим создать еврейское государство, было ужасно наивным:
«Евреи, поселившиеся в своем собственном государстве, возможно, никогда больше не будут иметь врагов», писал он.
Через два месяца евреи соберутся на пасхальный седер и будут петь:
«в каждом поколении они восстают против нас, чтобы нас уничтожить».
Антисемитизм – это болезнь, для которой нет лечения.
Жизненная необходимость сионизма после Парижа -- это не только факт, это вопрос будущего.
Поделиться с друзьями:
Жизненная необходимость сионизма после Парижа -- это не только факт, это вопрос будущего.
| Перевод: +Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |