"КАМЕННЫЙ ВЕК ЗАКОНЧИЛСЯ НЕ ПОТОМУ, ЧТО ЗАКОНЧИЛИСЬ КАМНИ" (c)

На очереди Фрексит

(выход Франции из ЕС — прим. пер.)

Роберт Зарецки

Выход Великобритании из ЕС означает конец эпохи. Выход Франции будет означать конец ЕС.

Frexit Is Coming

После Грексит и Брексит наступит очередь Фрексит противостоять Европейскому союзу. Он окажется хуже всех. Греческая трагедия, хотя и драматическая, имела ограниченный тираж. Британский развод, хотя и сейсмический, не поставит Брюссель на уши. Однако по историческим и институциональным причинам, французский кризис будет катастрофическим. Франция, бывшая повитухой при рождении ЕС, теперь рискует оказаться его могильщиком.

Руины и разорение после второй мировой войны еще не были расчищены полностью, когда Франция заложила основы Европейского союза. Как справедливо заметил на прошлой неделе бывший министр внутренних дел, Жан-Пьер Шевенман, Франция является "основательницей ЕС по преимуществу и единственной страной, которая была способна взять на себя инициативу строительства в Европе в начале 1950-х". За серым языком различных договоров ЕС лежит поистине героический идеал: с помощью более тесного экономического, валютного и политического союза, страны Европы, во главе с двумя странами, которые неоднократно рвали друг другу глотки в XIX и XX веках, готовые на войну и затраты, хотят вернуть вещи из прошлого. Как заявил француз Жан Монне, духовный наставник этой новой Европы: 
"Продолжайте, продолжайте. Для населения Европы будущее только в союзе".
Аналогичным образом, французы считают, и вполне справедливо, что не может быть Европы без представителей их славной нации. Такой вывод вдувает жизнь в традиционное вѝдение Франции единой Европы и, таким образом, придает жизненность абстрактным идеалам континента. Она также возбуждает традиционное разочарование Европы Францией. Шарль де Голль, после прихода к власти в 1958, настаивал на необходимости "европейской Европы". В принципе, это означало объединенную Европу равных. На практике, Де Голль имел ввиду Европу, в которой Франция будет выделяться среди равных. Что характерно, когда он подписал Римский договор в 1958 (Закон о будущей концепции ЕС), это произошло не потому, что он верил в "Европу", а потому, что он верил в независимую и суверенную Францию, такую, которая впряглась для выполнения "великих начинаний". Де Голль согласился на ЕС, потому что он обеспечивал Франции её величие.

Случилась смешная вещь на пути Франции к будущему миру и процветанию. Если прошлое было скучным, то будущее было туманным. После 30-летнего периода наслаждения послевоенным ростом, известным как период "славных тридцати" — французская экономика стала давать сбои во время нефтяного кризиса 1970, и так никогда полностью и не оправилась Хотя французские правительства, последовательно сменявшие друг друга, продолжали закладывать кирпичи для европейского проекта, они не могли перезапустить национальную экономику, которая упала в среднем с 4% годового роста в "славные тридцать" до 1% к настоящему времени по прогнозам на 2017, так же, как они не смогли решить проблему растущего числа безработных, которые к настоящему времени составляют более 10%.

Поскольку фундамент для нового европейского порядка был уже заложен, имперское прошлое Франции догнало ее, поскольку сотни тысяч иммигрантов из ее бывших колоний в Северной Африке, особенно, Алжира, Марокко и Туниса, поселились в стране. Завербованные для заполнения рабочих мест, созданных в ходе "славных тридцати", эти же самые иммигранты нашли свой желанный коврик, вытащенный у них из-под ног, поскольку экономика Франции замедлилась, а затем направилась на юг к концу XX века. На рубеже XXI века, диффузный страх «большой замены», придуманной эссеистом Рено Камю, и предупреждения о затоплении белой христианской Франции арабскими и мусульманскими иммигрантами, превратились в предметы веры среди французов, которые все больше стали смотреть в сторону крайне правого крыла Национального фронта (FN).

Рост наднациональных институтов, ослабление национальной экономики, появление новых общин иммигрантов, исчезновение старых предприятий и рабочих мест — все это стало притоками, впадающими в солоноватое болото под названием Фрексит. Как и в случае с Брексит, Фрексит — это принципиальный кризис национальной самобытности. Неспособность как консервативного, так и социалистического правительства устранить растущие социально-экономические трещины во французском обществе и изобрести республиканскую модель для XXI века, поощрила отступление к нативизму и национализму. Что характерно, опрос 2015 показал, что если бы референдум по европейской конституции состоялся снова, 62% респондентов проголосовали бы против нее, т.е. прирост 7% к первоначальному голосованию "нет".

Это кризис. Кроме того, правительство Франции оказалось неспособным к разговору. На следующий день после обнародования результатов британского голосования и вхождения в штопор фондовых рынков, президент Франсуа Олланд вышел к нации и снова не впечатлил ее. Он пояснил, что "Европа не могла продолжать, как прежде", подчеркивал необходимость "укрепления еврозоны и демократического управления" и призывал Европу сделать необходимый "скачок" для обеспечения своего будущего. Прикрепленная концовка этих часто повторяемых пиететов, произносимых президентом с миной директора похоронного бюро, оказалась избитой: "История", — сказал Олланд нараспев, "стучится в нашу дверь".

Остается неясным, когда Олланд откроет дверь и откроет ли он ее вообще. Двадцать шесть других наций оказались не только все за одной дверью, споря о том, как ответить на стук, но самые весомые нации кажется вообще не настроены отвечать на него. Хотя Олланд, в своем неподражаемом стиле, призывал своих коллег лидеров, в частности, немецкого канцлера Ангелу Меркель, поспешить, Меркель согласились с тем, что Европа должна спешить, но медленно. Очень медленно. После встречи с лидерами политических партий Германии, Меркель призвала к "спокойствию и решимости" и предостерегла против "простых и быстрых решений, которые лишь приведут к дальнейшему делению Европы". Одним словом, если Олланд призвал основной дуэт ЕС, Францию и Германию, взять на себя инициативу, Меркель вместо этого подчеркнула gemeinsam или коллективные действия. (За последние 48 часов Меркель и Олланд предприняли большие усилия для трансляции своего единства. Остается лишь посмотреть, произойдет ли это за 48 дней).

Ко всем бедам Олланда, коллективные действия его собственной партии кажутся такими же маловероятными, как и всего ЕС. Всего за несколько дней до голосования Брексит, Олланд уступил растущему давлению со стороны Социалистической партии провести праймериз в январе следующего года для выборов кандидата в президенты. При рейтинге только немного лучше, чем у румынского Николае Чаушеску накануне его внезапного отстранения от должности в 1989, по последним данным опроса газеты Le Monde, только 16% французских избирателей согласны с тем, что Олланд является "хорошим президентом", у лидера Социалистической партии было мало выбора в этом вопросе.

Самое большое смятение царит в среде левых. Незадолго до голосования Брексит, Арно Монтебур неубедительно отрицал сообщения, что он планирует принять участие в праймериз. Назначенный Олландом на пост министра экономики, Монтебур, оказавшийся безработным в 2014, когда правительство карабкалось, чтобы удовлетворить требования ЕС по дефициту, во многом проглотил свои требования по экономике. С тех пор, Монтебур был не только последовательным критиком этой политики, но его чувства, бывшие прежде антиглобалистскими, были суммированы в манифесте 2011: "Голосуйте за démondialisation" (голосуйте за деглобализацию), а в настоящее время, вылились в позицию "де-европеизации".

Монтебур не единственный левый деятель, который является по его собственной характеристике "euro-épuis"» или "евро-измученным". Жан-Люк Меланшон, многолетний кандидат в президенты от Партии левых, давно и неистово выступает против "касты еврократов" и политики жесткой экономии, введенной в отношении государств-членов ЕС. Не удивительно, что он приветствовал голосование Брексит как реальную проверку для французского политического класса, а также многообещающее предвестие его собственных политических перспектив. 
"Это начало конца эпохи",— воскликнул он. "Либо мы меняем Европейский союз, либо мы покидаем его".
Хотя он горячо отказывается от такого сравнения, рассуждения и риторика Меланшона перекликаются с его идеологическим противником и Немезидой, Марин Ле Пен. Одним из способов, которым Ле Пен трансформировала партию, основанную ее отцом, Жан-Мари Ле Пеном, является то, что она вывернула наизнанку ее отношение к Европе. Выражающий антикоммунистические, антиголлистские и, таким образом, проевропейские взгляды в период Холодной войны, НФ начал долгий крен в сторону своего нынешнего гипер-национализма с распадом Советского Союза. Референдум по почти умирающему Маастрихтскому договору в 1992, полная гибель европейской Конституции по референдуму в 2005 и ее воскресение два года спустя в широко презираемом Лиссабонском договоре (подписанным тогдашним президентом Николя Саркози без референдума), показали отцу и дочери Ле Пен электоральное преимущество углубления склонности народа к отчуждению от Брюсселя.

В результате голосования Брексит, Ле Пен едва сдерживает свое удовлетворение. В короткой пресс-конференции в штаб-квартире партии, Ле Пен стояла на фоне вывешенных плакатов, изображающих пару рук, ломающих наручники из золотых звезд. Для тех, кто не в состоянии понять смысл изображения, был помещен заголовок:"А теперь — Франция!". В своем вступительном слове Ле Пен поздравила британцев — "очень храброго" Бориса Джонсона и свою "подругу и союзницу" Джейнис Аткинсон (депутат Европейского парламента, ранее бывшая от Партии независимости Великобритании) — за напоминание Франции, что да, можно выйти из Европейского союза. Она также воздержалась от разыгрывания религиозной, расовой и иммиграционной карты, которая принесла ей известность: французы уже знают, чью руку она держит. В результате, она упомянула слово "иммиграция» только один раз, но повторила более десятка раз слова "свобода" и "демократия" — те самые ценности, которые родились в Европе, и с которыми она спорила, и которые так презирали ЕС и традиционные политические партии Франции.
"Кто бы мог подумать всего несколько месяцев назад, что это станет грандиозной реальностью?" 
Когда Ле Пен задала этот вопрос на своей пресс-конференции, это была не просто риторика. Ее убежденность в том, что Брексит окажется Фрексит, а также ее поиск возможного вхождения в Елисейский дворец, уже больше не фантазия.

В 2014 году Ле Пен уже пообещала, что, если она будет избрана на пост президента, то она первым делом проведет референдум по вопросу о том, должна ли Франция оставаться в ЕС. Внезапно, это обещание оказалось не таким уж фантастичным потому, что ей во многом удалось сделать НФ настоящей партией. (Даже по заниженным выводам престижного института Франции, IFOP, исторический разрыв между теми, кто говорит, что будет голосовать за НФ, и теми, кто уже голосует за него, почти полностью засекречен. Это свидетельствует, как отметил директор IFOP Жером Фурке, что позорные избиратели НФ чувствуют лишь сожаление о прошлом). В последнем залпе опросов в начале июня, в котором французов попросили высказать свои предпочтения президента, Ле Пен занимает первое место за финишной линией. Почти во всех опросах она преодолевает барьер на 30%, оставляя своих конкурентов в пыли.

На данный момент, характер электорального процесса во Франции, в котором два первых финишера столкнутся во втором раунде голосования, является оплотом против президентства Ле Пен. Опросы показывают, что единственным конкурентом, которого она должна победить во втором туре — это дискредитированный и осмеянный Франсуа Олланд. Кандидатуры Ален Жюппе и Саркози, двух ведущих конкурентов на номинацию "консерваторы" от партии Les Républicains, представляют собой еще одно препятствие. В прогнозируемом втором раунде, оба они привлекут достаточное количество избирателей от центра и слева для решительного разгрома Ле Пен. Наконец, путь Ле Пен в Елисейский дворец затруднен комплексом отношения французской общественности к Европейскому союзу. В опросе Odoxa, проведенном на прошлой неделе, французы четко заявили, что, хотя они не могут жить с ЕС, они также не могут жить без него. Шестьдесят четыре процента респондентов не хотят, чтобы Франция вышла из ЕС, но в то же время только 31% хочет видеть ЕС как "источник надежды".

Тем не менее, как подчеркнула Ле Пен на своей пресс-конференции, многое может произойти в течение 10 месяцев, оставшихся между теперь и президентскими выборами во Франции. Европеизм Жюппе и экономический либерализм могут легко превратиться в политические обязательства. К тому же избиратели не забудут, как Саркози, который теперь настаивает, чтобы Лиссабонский договор был переписан, протаранил этот самый договор в 2007, когда был президентом. Самое главное, что если Соединенному Королевству удастся мирно развестись с ЕС, то большинство французских избирателей могут увидеть в "Великой Франции" источник надежды, так же, как большинство британских избирателей на прошлой неделе увидели надежду в "маленькой Англии".

Перевод: +Miriam Argaman 

Опубликовано в блоге "Трансляриум"

Поделиться с друзьями: