Грузовик «Рейтерс» проезжает через разбомбленный лагерь беженцев в секторе Газа. (Яннис Беракис / Reuters) |
– рассказывает бывший репортёр АР
Мэттью Фридман
Во время войны в Газе летом этого года, стало ясно, что одним из наиболее важных аспектов СМИ, переполненных новостями о конфликте между евреями и арабами, является также наименее освещаемый: сама пресса. Западная пресса стала меньше наблюдателем этого конфликта, а скорее, действующим лицом в нём, играющим роль, последствия которой так необходимы миллионам людей, которые пытаются постичь текущие события. В равной степени это касается политиков, которые зависят от журналистских сообщений, чтобы понять тот регион, в который они постоянно стремятся и, зачастую, непродуктивно вмешиваются.
Эссе, которое я написал для «Tablet» (ежедневный интернет-журнал о еврейских новостях, идеях и культуре – Прим. пер.) на эту тему в связи с последствиями недавней войны в Газе, вызвало повышенный интерес. В этой статье, на основе моего опыта в период между 2006 и 2011 годами, в качестве репортёра и редактора Иерусалимского бюро «Associated Press», одного из крупнейших в мире новостных агентств, я указал на существование проблемы и обсудил её в общих чертах. Используя сообщения ряда сотрудников, я показал непропорционально большое внимание СМИ, посвящённое этому конфликту по сравнению с другими публикациями, и привёл примеры редакционных решений, которые появились, будучи вызваны идеологическими, а не журналистскими соображениями.
Я предположил, что в результате это привело к созданию чрезвычайно упрощённого рассказа – своего рода современной пьесы «моралите» (особый вид драматического представления в Средние века и в эпоху Возрождения, в которой действующими лицами являются не люди, а отвлечённые понятия – Википедия). Там евреи Израиля изображаются больше, чем любые другие люди на Земле, в качестве образцов морального падения. И этот образец мышления глубоко укоренён в западной цивилизации.
Но как именно этот эталон мышления проявляется изо дня в день в функционировании или неправильно действует сам пресс-корпус? Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу изучить, как западная пресса отображает уникальные обстоятельства здесь, в Израиле, а также упущения, влияющие на СМИ за пределами этого конфликта. При этом я буду опираться на свой собственный опыт и опыт некоторых коллег. Они, очевидно, ограничены, и, тем не менее, я полагаю, типичны.
Митинг в поддержку исламского джихада в университете «Аль-Кудс» в Восточном Иерусалиме, в ноябре 2013 года (Фото предоставлено Мэттью Фридманом) |
Я не использую эту фотографию, чтобы доказать, что палестинцы – нацисты. Палестинцы – не нацисты. Они, как и израильтяне, люди с трудными настоящим и прошлым, которые иногда выглядят некрасиво. Я привожу её сейчас по другой причине.
Это мероприятие в таком университете, как «Аль-Кудс», возглавляемом в настоящее время профессором, известным своими умеренными взглядами и связями в дочерних вузах в Америке, указывает на то, какие ветры сейчас дуют в палестинском обществе и во всём арабском мире. Этот митинг интересен своей визуальной связью, возникающей между радикальным исламом здесь и в других местах этого региона. Картина, подобная этой, может помочь объяснить, почему многие, совершенно рационально мыслящие израильтяне, опасаются вывода своих военных из Восточного Иерусалима или Западного берега, даже если они ненавидят оккупацию и хотят жить в мире со своими палестинскими соседями. Фотографии этой демонстрации, как хотели сказать фотожурналисты, производят «сильное впечатление». Иначе говоря, этот митинг обладал всеми необходимыми элементами мощного новостного сообщения.
Он состоялся в нескольких минутах езды от домов и офисов сотен журналистов-международников, базирующихся в Иерусалиме. Журналисты знали о нём: крупное Иерусалимское бюро «Associated Press», например, которое может ежедневно выпускать по несколько сообщений, располагало фотографиями мероприятия, в том числе, на следующий день – приведённой выше. (Насколько я знаю, эти фотографии были сделаны кем-то, кто был на территории кампуса в этот день, и я послал их в бюро самостоятельно).
Иерусалимские редакторы решили, что эти снимки и митинг не заслуживают освещения в печати, и эта демонстрация была упомянута АП лишь несколько недель спустя, когда бостонское бюро этого агентства сообщило, что Университет Брандейса разорвал отношения с «Аль-Кудс» в связи с этим инцидентом. В тот день, т.е. 6 ноября 2013 года, когда Агентство AP решило проигнорировать этот митинг, то же самое Бюро опубликовало сообщение об обещании Государственного департамента США обеспечить Палестинскую автономию незначительным увеличением финансирования; что стало информационным поводом. Это – стандартная ситуация. Можно было бы предложить ещё одну иллюстрацию: строительство 100 квартир в еврейском поселении – что всегда новость; а контрабанда ХАМАСом 100 ракет в Газу, за редким исключением, ХАМАСом – вовсе не новость.
Я упомянул об этих примерах, чтобы продемонстрировать постоянный способ принятия подобных решений бюро зарубежной прессы, охватывающий новости Израиля и палестинских территорий, и чтобы показать, каким образом поток информации с этих мест не только ржавый и с утечками, что является обычным положением дел в СМИ, но и намеренно засорён.
Есть банальные объяснения проблем с освещением событий – репортёры в спешке, редакторы перегружены и рассеянны. Таковы реалии, и можно объяснить такие небольшие ошибки и неудачи, как непродуманные заголовки, именно поэтому такие детали обычно мне не кажутся важными или стОящими большего анализа. Некоторые говорят, что преувеличения и упущения являются неизбежными результатами честной попытки освещать события в сложных, а иногда и опасных условиях работы репортёров, то, что я изначально испытал на себе. Несколько лет такой работы изменили моё сознание.
Такие отговорки не могут объяснить, почему одни и те же преувеличения и оплошности повторяются снова и снова, почему они являются общими для такого большого количества выпусков новостей, и почему просто «израильская история» в изложении международных СМИ настолько чужда людям, осведомлённым в историко-краеведческом контексте событий, происходящих в этом регионе. Объяснение кроется в другом месте.
* * *
Чтобы разобраться в самой международной журналистике, пишущей об Израиле, важно, прежде всего, понять, что эти новости сообщают нам об Израиле гораздо меньше, чем о людях, пишущих эти новости.
Журналистские решения принимаются людьми, которые существуют в определённой социальной среде, которая, как и большинство социальных групп, включает в себя определённое единообразие отношения, поведения и даже одежды (в эти дни, для тех, кому интересно, меньше модны жилеты с ненужными карманами, чем рубашки с ненужными пуговицами).
Эти люди знают друг друга, регулярно встречаются, обмениваются информацией и внимательно следят за чужой работой. Это помогает объяснить, почему читатель, просматривая статьи, написанные полудюжиной крупнейших поставщиков новостей в регионе на конкретный день, обнаружит, что, хотя публикации составляются и редактируются совершенно разными людьми и организациями, они, как правило, рассказывают ту же самую историю.
Лучше пролить свет на один из ключевых феноменов в происходящем, который исходит не от местного репортёра, а от журналиста и автора Филиппа Гуревича. Гуревич писал в 2010 году в Руанде и других странах Африки, он был поражён этической серой зоной связей между журналистами и НПO (неправительственными организациями). –
«Слишком часто пресса изображает гуманитариев с беспрекословным восхищением»,
– отметил он в «The New Yorker». –
«Почему бы не попытаться оценивать их честно? Почему наше отношение к ним выглядит так же, как своё собственное представительство в обращениях по сбору средств? Почему мы должны (как и многие фотожурналисты и репортёры газет) работать в гуманитарных учреждениях, занимаясь ещё и журналистикой, помогать им с их официальными сообщениями и институциональными обращениями, что мы никогда бы не рассматривали как помощь корпорациям, политическим партиям или государственным органам?».Этой путаницы очень много в Израиле и на палестинских территориях, где иностранные активисты являются примечательной особенностью пейзажа, и где международные неправительственные организации и многочисленные сотрудники ООН это – одни из самых мощных игроков, владеющих миллиардами долларов и использующих многие тысячи иностранных и местных сотрудников. Их внедорожники доминируют в кварталах Восточного Иерусалима, и их большие расходы держатся на плаву с помощью Рамаллы. Они обеспечивают журналистов социальными сетями, романтическими партнёрами (партнёршами? – Пер.) и альтернативным трудоустройством, – факт, который сегодня более важен журналистам, чем когда бы то ни было, учитывая закрытие многих газет и скудный бюджет их интернет-провайдеров.
В своё время, работая в пресс-корпусе, я узнал, что наши отношения с этими группами – нежурналистские. Мои коллеги и я не стремились анализировать или критиковать их. Для многих иностранных журналистов, эти группы были не целями критики, а источниками информации и друзьями-товарищами, в некотором смысле, неформального альянса. Этот союз состоит из активистов и зарубежных штатных сотрудников из ООН и НПО; западных дипломатических корпусов, особенно в Восточном Иерусалиме; и иностранных журналистов. (Существует также местная составляющая, состоящая из небольшого числа израильских правозащитников, которые сами по себе, в основном, финансируются правительствами европейских стран, и чиновников из Палестинской автономии, НПО и ООН). Смешивание происходит на местах, подобно восхитительному Восточному двору отеля «Американская колония» в Восточном Иерусалиме, или на вечеринках, проводимых в бассейне на крыше британского консульства.
Доминирующей характеристикой почти всех этих людей является их мимолётность. Они приходят откуда-то, проводят время, живя в своеобразной субкультуре эмигрантов, а затем двигаются дальше.
Эти нелицеприятные аспекты палестинского общества являются неприкасаемыми, потому что они нарушили бы «израильскую историю», которая является историей еврейского морального падения евреев.
В этих кругах, по моему опыту, отвращение к Израилю приходит как что-то среднее между приемлемым предубеждением и предпосылкой для вступления в отношения с ним. Я не имею в виду критический подход к израильской политике или неуклюжему правительству, в настоящее время ответственному за положение в этой стране, но вера, что евреи Израиля, в некоторой степени – символ всех бед в мире, особенно связанных с национализмом, милитаризмом, колониализмом и расизмом, это – идея, быстро становящаяся одним из центральных элементов «прогрессивного» западного духа времени, распространяющаяся от «левого» европейца до американского студенческого кампуса и интеллектуалов, включая и журналистов. В этой социальной группе такое чувство передаётся на редакционные решения, принятые отдельными репортёрами и редакторами, освещающими новости Израиля, а это, в свою очередь, придаёт таким взглядам средства массового самовоспроизведения.
* * *
Любой, кто выехал за границу, понимает, что прибытие в новую страну обескураживающее, и это намного больше, чем когда от вас ожидают демонстрации прямых экспертных знаний. Я испытал это сам в 2008 году, когда AP послало меня, чтобы осветить в прессе российское вторжение в Грузию, и я оказался 24 часа спустя едущим под конвоем российских военных транспортных средств. Я должен признать, что мало того, что я не знал грузинского, русского языка или какую-либо соответствующую историю, но я не знал, какая дорога ведёт на север, и вообще не имел никакого представления о тамошних делах. Для репортёра в ситуации, которую я только что описал, решение состояло в том, чтобы остановиться поближе к более осведомлённым коллегам и продраться к правдивой информации.
Многие репортёры, недавно прибывшие в Израиль, так же плывут по течению в новой стране, подвергаются быстрой национализации в кругах, о которые я упомянул. Это обеспечивает их не только источниками существования и дружбой, но и готовой структурой для их сообщений – инструментарием для дистиллирования и превращения сложных событий в простой рассказ о плохом парне, который не хочет мира, и хорошем, который таки хочет. Это – « израильская история», и её преимущество состоит в том, что она – лёгкая для сообщения. Здесь все отвечают на свои сотовые телефоны, и все знают, что сказать. Вы можете отправить своих детей в хорошие школы и обедать в хороших ресторанах. Хорошо, если Вы – гей. Ваши шансы быть обезглавленным на YouTube ничтожны. Почти вся информация, в которой Вы нуждаетесь – то есть, в большинстве случаев, информация, критикующая Израиль, – не только легкодоступна, но и была уже сообщена для Вас израильскими журналистами или собрана НПО. Вы можете утверждать, что сказали правду власти в глаза, чтобы двинуться дальше на большой скорости, выбрав ту единственную «власть» в области, которая не представляет угрозы Вашей безопасности.
Многие иностранные журналисты прибыли, чтобы показать себя как часть этого мира международных организаций, и, особенно, в качестве медийного рычага этого мира. Они решили не просто описать и объяснить, что довольно трудно и важно, но «помочь». И это – тот случай, когда репортёры попадают в беду, потому что «помощь» всегда – тёмное, субъективное и политическое предприятие, становящееся более трудным, если Вы незнакомы с соответствующими языками и историей.
Путаница прессы в своей роли объясняет один из самых странных аспектов освещения ею событий, а именно, что, хотя международные организации находятся среди самых влиятельных действующих лиц в истории Израиля, о них почти никогда не сообщается. Раздуты ли они, неэффективны или коррумпированы? Они помогают или приносят вред?
Мы не знаем, потому что об этих группах необходимо сообщать, а не скрывать. Журналисты перемещаются с места на место, туда и обратно, начиная от Би-Би-Си и кончая такими организациями, как Оксфам (Международная конфедерация, состоящая из 17 филиалов, работающих примерно в 94 странах мира над решением проблем бедности и несправедливости – Википедия).
Нынешний представитель агентства ООН по вопросам палестинских беженцев в секторе Газа, например, является бывшим работником Би-би-си. Палестинская женщина, которая участвовала в протестах против Израиля и неистово написала в твиттере об Израиле, несколько лет назад служила представителем этого агентства ООН и дружила с несколькими репортёрами, которых я знаю. И так далее.
Международные организации на палестинских территориях в основном взяли на себя роль адвокатуры от имени палестинцев и против Израиля, и большая часть прессы позволила этой политической роли вытеснять свою журналистскую функцию. Эта динамика объясняет мышление редакционных приоритетов, которое иначе трудно охватить, как в примере, который я привёл в своем первом эссе о давлении Иерусалимского Бюро AP на отчёт об израильском предложении о перемирии палестинцам в 2008 году или о решении проигнорировать митинг в университете Аль-Кудс, а также навязывание мнения, что развитие ХАМАСом интенсивных работ по созданию вооружения в секторе Газа в последние годы, не стоит серьёзного освещения в прессе, несмотря на то, что объективно это была одна из самых важных сюжетных линий, требующих внимания репортёров.
Как обычно, первым здесь появился Оруэлл. Вот его описание, датируемое ещё 1946 годом, писателей-коммунистов и авторов журналистики-«попутчицы»:
Как обычно, первым здесь появился Оруэлл. Вот его описание, датируемое ещё 1946 годом, писателей-коммунистов и авторов журналистики-«попутчицы»:
«Аргумент, который говорит правду, был бы «несвоевременным» или «сыграл бы на руку» тому или другому, он воспринимается как не имеющий ответа, и немногие обеспокоены перспективой, что ложь, которой они потворствуют, выйдет из газет и войдёт в фолианты истории».
Эти истории, которые я упомянул, будут «несвоевременными» для палестинцев и «сыграли бы на руку» израильтянам. И так, по мнению пресс-службы, они в основном не являются новостями.
После трехнедельной войны в секторе Газа 2008-2009 годов, ещё не вполне понимая, как работают сообщения СМИ, я потратил приблизительно целую неделю на написание истории о НПО, подобных «Хьюман Райтс Вотч» (международная правозащитная организация). Её доклад в адрес Израиля только что подвергся необычному общественному порицанию в «Нью-Йорк Таймс» её основателем, Робертом Бернстайном.
После трехнедельной войны в секторе Газа 2008-2009 годов, ещё не вполне понимая, как работают сообщения СМИ, я потратил приблизительно целую неделю на написание истории о НПО, подобных «Хьюман Райтс Вотч» (международная правозащитная организация). Её доклад в адрес Израиля только что подвергся необычному общественному порицанию в «Нью-Йорк Таймс» её основателем, Робертом Бернстайном.
«Ближний Восток», – писал он, – «населён авторитарными режимами, с ужасными отчётами о соблюдении там прав человека. И всё же, в последние годы «Хьюман Райтс Вотч» написала намного больше осуждений Израиля за нарушения международного законодательства, чем любой другой страны в этом регионе».
Моя же статья была мягкая, учитывая все обстоятельства, начавшиеся так:
Примерно в это время иерусалимская группа под названием НПО «Монитор» боролась против международных организаций, осуждающих Израиль после конфликта в секторе Газа, и хотя группа была в значительной степени настроена произраильски, ни один объективный наблюдатель ни коим образом не смог предложить хоть какой-то пристрастный контрапункт в наших статьях в ответ на обвинения НПО, будто Израиль совершил «военные преступления». Но точные наказы бюро репортёрам никогда не состояли в том, чтобы цитировать начальство или директора группы, американского профессора Джеральда Стейнберга. В моё время, когда репортёр AP выезжал в район местного конфликта, с его бесчисленными сумасшедшими, фанатиками, и убийцами, единственным человеком, которого я когда-либо видел, и которому запрещалось давать интервью, был этот профессор.
Когда ООН опубликовала свой противоречивый отчёт Голдстоуна о войне в секторе Газа, мы в бюро оповестили о её результатах в десятках статей, хотя было обсуждение, даже во время отрицания этого отчёта, чтобы доказать своё центральное обвинение: будто Израиль нарочно убивал гражданских лиц.
Директор главной группы Израиля в области защиты прав человека «Бецелем», критически настроенный по отношению к израильской военной операции, сказал мне в то время, что это мнение было «досягаемым, подтверждённым фактами», – оценка, которая была, в конечном счёте, поддержана автором отчёта.
ИЕРУСАЛИМ (AP) – Колкие отношения между Израилем и его критиками в международных правозащитных организациях переросли в беспрецедентную словесную перепалку, поскольку осадок от наступления Израиля в секторе Газа сохраняется спустя десять месяцев после того, как война закончилась.Редакторы не пропустили эту историю.
Примерно в это время иерусалимская группа под названием НПО «Монитор» боролась против международных организаций, осуждающих Израиль после конфликта в секторе Газа, и хотя группа была в значительной степени настроена произраильски, ни один объективный наблюдатель ни коим образом не смог предложить хоть какой-то пристрастный контрапункт в наших статьях в ответ на обвинения НПО, будто Израиль совершил «военные преступления». Но точные наказы бюро репортёрам никогда не состояли в том, чтобы цитировать начальство или директора группы, американского профессора Джеральда Стейнберга. В моё время, когда репортёр AP выезжал в район местного конфликта, с его бесчисленными сумасшедшими, фанатиками, и убийцами, единственным человеком, которого я когда-либо видел, и которому запрещалось давать интервью, был этот профессор.
Когда ООН опубликовала свой противоречивый отчёт Голдстоуна о войне в секторе Газа, мы в бюро оповестили о её результатах в десятках статей, хотя было обсуждение, даже во время отрицания этого отчёта, чтобы доказать своё центральное обвинение: будто Израиль нарочно убивал гражданских лиц.
Директор главной группы Израиля в области защиты прав человека «Бецелем», критически настроенный по отношению к израильской военной операции, сказал мне в то время, что это мнение было «досягаемым, подтверждённым фактами», – оценка, которая была, в конечном счёте, поддержана автором отчёта.
«Если бы я знал тогда то, что я знаю теперь, то Отчёт Голдстоуна был бы другим документом»,
– написал сам Ричард Голдстоун в «Washington Post» в апреле 2011 года.
Мы поняли, что наша работа заключается не в том, чтобы критически рассматривать Доклад ООН или любой такой документ, а опубликовать его.
В решения, подобные этим, трудно вникнуть, если Вы полагаете, что роль корпуса зарубежной прессы должна, несомненно, объяснить сложную историю людям. Но они имеют смысл, если Вы понимаете, что журналисты, освещающие события в Израиле и на палестинских территориях, зачастую не видят своей роль в этой деятельности.
Журналист радио и газет Марк Лэви, который присылал репортажи из этого региона с 1972 года, был моим коллегой в AP, где он был редактором в Иерусалимском бюро, а затем – в Каире, до выхода на пенсию в прошлом году. (Именно Лэви был первым, узнавшим об израильском предложении о перемирии в конце 2008 года и получившим приказ от своих начальников проигнорировать эту новость). Умеренный политик, родившийся в Индиане израильтянин, он проработал в журналистике длительный период, который включал несколько войн и первую палестинскую интифаду, нашёл мало оснований жаловаться на функционирование СМИ.
Но в 2000 году, в связи с крахом усилий по поддержанию мира и вспышкой Второй интифады, положение вещей всерьёз изменилось. Израиль принял мирное рамочное соглашение президента Билла Клинтона, которые провалилось, да и палестинцы отклонили его, как ясно дал понять сам Клинтон. Тем не менее, Лэви недавно сказал мне, что редакционная линия бюро оставалась прежней, и что этот конфликт является ошибкой Израиля, а палестинцы и арабский мир невиновны. К концу своей карьеры, Лэви редактировал израильский выпуск AP в ближневосточном региональном офисе в Каире, пытаясь восстановить баланс и контекст публикаций, которые, как он думал, имели небольшую связь с действительностью. По его словам, он видел себя гордым членом корпуса международной прессы, и в то же время – «еврейским мальчиком, пытающимся заткнуть плотину пальцем». Он написал книгу «Разбитая Весна», о своём видении переднего края Ближнего Востока, скатывающегося в хаос, и удалился разочарованный и сердитый.
Репортёры решили не просто описать и объяснить, но и «помочь». И это – тот случай, когда они потерпели фиаско.
Я был склонен рассматривать определённые недостатки, с которыми мы оба столкнулись в AP, как признаки общего шаблона мышления в прессе, но Лэви занимает более жёсткую позицию, рассматривая влиятельное американское новостное агентство как одного из основных авторов этого образа мышления. (В своём заявлении представитель AP Пол Колфорд отклонил мою критику как «искажения, полуправды и неточности», и отрицал, что освещение событий AP внушают предубеждение против Израиля). Это не просто потому, что много тысяч информационных агентств непосредственно используют материалы AP, но также и потому что, когда журналисты утром прибывают в свои офисы, перво-наперво, многие из них проверяют линию связи AP (или, в эти дни, просматривают их в Твиттере). AP походит на Ринго Старра, барабанящего на заднем плане сцены: впереди могли быть более яркие исполнители, и Вы не всегда могли бы его заметить, но когда Ринго нет, то нет никого.
Лэви считает, что в прошлые годы его карьеры, сообщения АР о деятельности Израиля дрейфовали в своей традиционной роли тщательного объяснения некоей политической активности, которая и способствовала, и откармливала на убой растущую враждебность к Израилю во всём мире.
В решения, подобные этим, трудно вникнуть, если Вы полагаете, что роль корпуса зарубежной прессы должна, несомненно, объяснить сложную историю людям. Но они имеют смысл, если Вы понимаете, что журналисты, освещающие события в Израиле и на палестинских территориях, зачастую не видят своей роль в этой деятельности.
Журналист радио и газет Марк Лэви, который присылал репортажи из этого региона с 1972 года, был моим коллегой в AP, где он был редактором в Иерусалимском бюро, а затем – в Каире, до выхода на пенсию в прошлом году. (Именно Лэви был первым, узнавшим об израильском предложении о перемирии в конце 2008 года и получившим приказ от своих начальников проигнорировать эту новость). Умеренный политик, родившийся в Индиане израильтянин, он проработал в журналистике длительный период, который включал несколько войн и первую палестинскую интифаду, нашёл мало оснований жаловаться на функционирование СМИ.
Но в 2000 году, в связи с крахом усилий по поддержанию мира и вспышкой Второй интифады, положение вещей всерьёз изменилось. Израиль принял мирное рамочное соглашение президента Билла Клинтона, которые провалилось, да и палестинцы отклонили его, как ясно дал понять сам Клинтон. Тем не менее, Лэви недавно сказал мне, что редакционная линия бюро оставалась прежней, и что этот конфликт является ошибкой Израиля, а палестинцы и арабский мир невиновны. К концу своей карьеры, Лэви редактировал израильский выпуск AP в ближневосточном региональном офисе в Каире, пытаясь восстановить баланс и контекст публикаций, которые, как он думал, имели небольшую связь с действительностью. По его словам, он видел себя гордым членом корпуса международной прессы, и в то же время – «еврейским мальчиком, пытающимся заткнуть плотину пальцем». Он написал книгу «Разбитая Весна», о своём видении переднего края Ближнего Востока, скатывающегося в хаос, и удалился разочарованный и сердитый.
Репортёры решили не просто описать и объяснить, но и «помочь». И это – тот случай, когда они потерпели фиаско.
Я был склонен рассматривать определённые недостатки, с которыми мы оба столкнулись в AP, как признаки общего шаблона мышления в прессе, но Лэви занимает более жёсткую позицию, рассматривая влиятельное американское новостное агентство как одного из основных авторов этого образа мышления. (В своём заявлении представитель AP Пол Колфорд отклонил мою критику как «искажения, полуправды и неточности», и отрицал, что освещение событий AP внушают предубеждение против Израиля). Это не просто потому, что много тысяч информационных агентств непосредственно используют материалы AP, но также и потому что, когда журналисты утром прибывают в свои офисы, перво-наперво, многие из них проверяют линию связи AP (или, в эти дни, просматривают их в Твиттере). AP походит на Ринго Старра, барабанящего на заднем плане сцены: впереди могли быть более яркие исполнители, и Вы не всегда могли бы его заметить, но когда Ринго нет, то нет никого.
Лэви считает, что в прошлые годы его карьеры, сообщения АР о деятельности Израиля дрейфовали в своей традиционной роли тщательного объяснения некоей политической активности, которая и способствовала, и откармливала на убой растущую враждебность к Израилю во всём мире.
– «Агентство AP обладает чрезвычайно большим авторитетом, и когда оно обернулось, то бОльшая часть мира обернулась вместе с ним»,
– сказал Лэви. –
«Именно тогда здесь стало труднее работать для любого профессионального журналиста, еврей он или нет. Я отвергаю идею, что моя неудовлетворённость имела отношение к тому, что приходилось иметь дело с евреями или израильтянами. Просто надо было быть журналистом».* * *
Описывая реалии сражений во время Второй мировой войны, американский критик Пол Фасселл писал, что пресса была подвергалась цензуре и самоцензуре до такой степени, что «в течение почти шести лет большой пласт действительности – возможно, от одной её четверти до половины – была объявлена запрещённой, а санированный и эвфемизированный остаток был представлен как целое». Во время той же самой войны американские журналисты (в основном из журналов Генри Люса) были заняты тем, что Фасселл назвал «Большим китайским Обманом» – годы искажённых репортажей, предназначенных, чтобы изобразить продажный режим Чан Кайши как замечательного союзника Запада против Японии. Чанг был показан шесть раз на обложке «ТIME», а его коррупционное и дисфункционирующее правительство – тщательно проигнорировано. Один морской пехотинец, находившийся в то время в Китае, был так разочарован пропастью между тем, что он видел и что он прочитал, что после демобилизации, заявил: – «Я переключился на «Newsweek».
У журналистских галлюцинаций, другими словами, есть прецедент. Они имеют тенденцию происходить, как в случае «Большого китайского Обмана», когда репортёрам не предоставляют свободу писать то, что они видят, но, скорее от них ожидают, что они будут делать «историю», которая следует за предсказуемыми направлениями. Для международной прессы более уродливые особенности палестинской политики и общества, главным образом, являются неприкосновенными, потому что они разрушили бы историю Израиля, которая является историей «еврейского морального провала» (эти кавычки пришлось поставить мне – Прим. пер).
Большинство потребителей историй об Израиле не понимает как они фабриковались. Но ХАМАС понимает. Начиная с взятия власти в секторе Газа в 2007 году, исламское Движение Сопротивления пришло, чтобы понять, что многие репортёры посвящают себя рассказу, в котором, израильтяне – угнетатели, а палестинцы – пассивные жертвы с разумными целями, и они не заинтересованы в противоречивой информации. Признавая это, определённые представители ХАМАСа вошли в доверие к западным журналистам, включая некоторых, которых я знаю лично, так что эта группа репортёров – фактически тайное общество единомышленников с агрессивной риторикой и журналистами – стремящимися полагать, что признание, и иногда нежелание признавать местных жителей разумными, необходимы, чтобы обмануть их.
В период моей работы в AP мы помогли ХАМАС у убедительно изложить свою точку зрения посредством некой «школы репортажа», которую можно было бы классифицировать как «Удивительные Признаки Умеренности» (прямой предшественник лозунга школы: «Братья-мусульмане – настоящие либералы»), которые короткое время были популярны в Египте). В одной из моих любимых статей «Более умеренный ХАМАС» (от 11 декабря 2011 года), репортёры цитировали представителя ХАМАСа, сообщающего читателям, что политика этого движения состоит в том, что «мы не собираемся диктовать ничего и никому». Другой же лидер ХАМАСа, говорил, что это движение «узнало, что нужно быть более терпимыми к другим». В то же самое время, как мне сообщили главные редакторы нашего бюро, наш палестинский репортёр в секторе Газа не мог, возможно, предоставить полного охвата позиции ХАМАСа, потому что это подвергло бы его опасности.
ХАМАСу в его манипуляциях СМИ помогают старая репортёрская вера, своего рода рефлекс, согласно которому репортёры не должны упоминать существование репортёров. В конфликте, как наш, это заканчивается тем, что требует значительных усилий: например, столько фотографов снимают протесты в Израиле и на палестинских территориях, что одной из проблем для любого, желающего сделать снимок, является недопущение его коллегами в зону съёмок. То, что другие фотографы так же важны для истории, как палестинские протестанты или израильские солдаты, – это, кажется, не рассматривается.
Хамасовский боевик в подземном тоннеле в августе 2014 года, во время поездки в Газу журналистов Агентства «Рейтерс» (Mohammed Salem/Reuters) |
В секторе Газа это происходит от психологии интереса прессы к любопытным деталям и оборачивается главными просчётами. Стратегия ХАМАСа состоит в том, чтобы спровоцировать ответ Израиля, напав из-за укрытия, выставив вперёд палестинских гражданских лиц, таким образом, показывая, что израильские удары убивают тех гражданских лиц, и затем, снимая на плёнку эти жертвы одним из самых многочисленных контингентов прессы в мире, они понимают, что понятное негодование за границей притупит ответ Израиля. Это – безжалостная и эффективная стратегия. Она зиждется на сотрудничестве журналистов. Одной из причин, что она работает, это – рефлекс, о котором я упомянул. Если Вы сообщаете, что у ХАМАС есть стратегия, основанная на поглощении СМИ, то это вызывает несколько трудных вопросов, например, таких:
«Каковы точно отношения между СМИ и ХАМАСом? И развратили ли эти отношения СМИ?
Легче просто удалить других фотографов из зоны съёмок и позволить картинке рассказать такую историю:
«Вот мёртвые люди, и Израиль убил их».
В предыдущих раундах войны в секторе Газа ХАМАС узнал, что международное освещение событий на палестинских территориях могло бы формироваться по его потребностям, урок, который он учёл во время войны нынешним летом. БОльшая часть работы прессы в секторе Газа сделана местными фиксаторами, переводчиками и репортёрами, людьми, которые, понятное дело, не смели бы перечить ХАМАСу, только изредка делая необходимое для того, чтобы угрожать какому-нибудь жителю Запада. Вооружённые боевики ХАМАСа могли бы заставить его и исчезнуть. Летопись ХАМАСа могла быть доверена прессе, вместо того, чтобы просто сообщать, что было так-то и так-то. Стратегии ХАМАСа, как таковой, не существовало, согласно самому ХАМАСу – или, как сказали бы репортёры, не было «никакой истории». Не было никакой хартии ХАМАСа, обвиняющей евреев в течение многих веков в вероломстве или призывающей к их убийству; не было такой истории. Ракеты, падающие на израильские города, были довольно безопасны; они тоже не были историей.
ХАМАС понял, что журналисты не только примут как факт сообщаемое ХАМАСом число убитых среди гражданского населения – переданное через ООН или нечто, названное «Министерством здравоохранения сектора Газа», которым управляет ХАМАС, – но сделали бы эти данные центром своего сообщения. ХАМАС осознал, что репортёры могут быть запуганы, когда это необходимо, и что они не сообщат об этом запугивании; а западные службы новостей не склонны видеть никакого этического императива, чтобы сообщать читателям об ограничениях, формирующих их освещение происходящего в репрессивных государствах или других опасных регионах. В последствие минувшей войны союз «СМИ-НПО-ООН» мог зависеть от учреждений международного сообщества, натравленных на Израиль и оставить в покое группу джихада.
Когда лидеры ХАМАСа рассмотрели свои активы перед началом этой летней войны, они знали, что среди тех активов есть и международная пресса. Штат Агентства AP в Газе засвидетельствовал бы запуск ракеты прямо около своего офиса, подвергший опасности репортёров и других гражданских лиц поблизости – а AP не сообщит о нём, даже в своих выпусках о заявлениях израильтян, что ХАМАС запускает ракеты из жилых районов. (Так и произошло.) Боевики ХАМАСа позднее ворвутся в бюро AP в секторе Газа с угрозами штату – и AP не сообщит об этом. (И это также произошло). Операторы, ждущие снаружи больницы «Шифа» в Газа-Сити, заснимут на плёнку прибытие жертв среди гражданского населения, а затем, по сигналу от чиновника, выключат свои камеры, когда прибудут раненые и мёртвые боевики, помогая ХАМАСу поддерживать иллюзию, что умирают только гражданские лица. (Это также произошло; информация прибывает из многих источников, непосредственно знающих об этих инцидентах.)
Колфорд, представитель AP, подтвердил, что вооружённые боевики вошли в офис AP в секторе Газа в первые дни недавней войны, чтобы пожаловаться на фотографию, показавшую местоположение запуска ракеты, хотя он сказал, что ХАМАС утверждает, будто те люди «не представляли эту группировку». AP «не сообщает о частых пересечениях с ополченцами, армиями, головорезами или правительственными войсками», – написал он.
ХАМАС понял, что журналисты не только примут как факт сообщаемое ХАМАСом число убитых среди гражданского населения – переданное через ООН или нечто, названное «Министерством здравоохранения сектора Газа», которым управляет ХАМАС, – но сделали бы эти данные центром своего сообщения. ХАМАС осознал, что репортёры могут быть запуганы, когда это необходимо, и что они не сообщат об этом запугивании; а западные службы новостей не склонны видеть никакого этического императива, чтобы сообщать читателям об ограничениях, формирующих их освещение происходящего в репрессивных государствах или других опасных регионах. В последствие минувшей войны союз «СМИ-НПО-ООН» мог зависеть от учреждений международного сообщества, натравленных на Израиль и оставить в покое группу джихада.
Когда лидеры ХАМАСа рассмотрели свои активы перед началом этой летней войны, они знали, что среди тех активов есть и международная пресса. Штат Агентства AP в Газе засвидетельствовал бы запуск ракеты прямо около своего офиса, подвергший опасности репортёров и других гражданских лиц поблизости – а AP не сообщит о нём, даже в своих выпусках о заявлениях израильтян, что ХАМАС запускает ракеты из жилых районов. (Так и произошло.) Боевики ХАМАСа позднее ворвутся в бюро AP в секторе Газа с угрозами штату – и AP не сообщит об этом. (И это также произошло). Операторы, ждущие снаружи больницы «Шифа» в Газа-Сити, заснимут на плёнку прибытие жертв среди гражданского населения, а затем, по сигналу от чиновника, выключат свои камеры, когда прибудут раненые и мёртвые боевики, помогая ХАМАСу поддерживать иллюзию, что умирают только гражданские лица. (Это также произошло; информация прибывает из многих источников, непосредственно знающих об этих инцидентах.)
Колфорд, представитель AP, подтвердил, что вооружённые боевики вошли в офис AP в секторе Газа в первые дни недавней войны, чтобы пожаловаться на фотографию, показавшую местоположение запуска ракеты, хотя он сказал, что ХАМАС утверждает, будто те люди «не представляли эту группировку». AP «не сообщает о частых пересечениях с ополченцами, армиями, головорезами или правительственными войсками», – написал он.
“Эти инциденты – часть проблемы выпуска новостей, – а не самих новостей».Этим летом, с язидис (курдское этно-религиозное сообщество – Википедия), христианами и курдами, отступающими перед силами радикального ислама не очень далеко отсюда, местные приверженцы этой идеологии начали свою последнюю войну против последнего процветающего меньшинства на Ближнем Востоке. Западная пресс-служба стремится отразить эти события. Этот конфликт включал в себя шквалы ракет по Израилю, и враг отчаянно сражался, прячась за спинами палестинских гражданских лиц, многие из которых в результате погибли. Отупевшие от многих лет «израильской истории» и приученные к её обычным извращениям, запутанные ролью, которую им следовало играть, к тому же поглощенные ХАМАСом, репортёры, описывали эту войну как израильское нападение на невинных людей. Поступая так, эта группа умных и вообще-то действующих из лучших побуждений профессионалов, прекратила быть надёжными наблюдателями и стала вместо этого рупором пропаганды одной из самых нетерпимых и агрессивных сил на Земле. И это, как они говорят, и есть история.
Перевод: +Игорь Файвушович | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" |