Дженнифер Роскис
Прошло 25 лет со дня подписания соглашений в Осло, и за это время было много анализа того, что пошло не так с историческим соглашением, которое должно было положить конец израильско-палестинскому конфликту.
Некоторые обвиняют палестинское руководство, другие возлагают вину на правительство Израиля или утверждают, что соглашение было обречено с самого начала своими ошибочными предпосылками. Неизбежная реальность, как бы мы к ней ни относились, — это провал Осло, если только не может считаться успехом колоссальная гибель израильтян и палестинцев в сочетании с наследием постоянно растущих нападок на легитимность Израиля.
Мои собственные размышления о годовщине Осло окрашены той незначительной ролью, которую я сыграл в одной из главных задач правительства Рабина после вступления в силу Соглашения. А именно: убедить тех, кто больше всего рисковал - израильтян и тех, кто считал свою жизнь связанной с Израилем, что начать процесс в Осло было риском, стоящим того.
Двадцать пять лет спустя, мы увидели, что усилия, направленные на решение этой проблемы, подрывали те самые связи Израиля с евреями диаспоры.
Осенью 1993 года я работал в Федерации CJA (Канадская еврейская ассоциация — прим.пер.), головной организации еврейской общины Монреаля, которая собиралась провести у себя ежегодную конвенцию общин всей Северной Америки, известную как Генеральная Ассамблея, или ГА.
За несколько дней до начала праздника мне позвонил мой друг и бывший коллега из израильского консульства, где я раньше работал в течение четырех лет. Консульство было также занято подготовкой к визиту премьер-министра Израиля, чей программный доклад традиционно считался высшей точкой ГА, обращением к нации о состоянии Израиля и его связи с мировым еврейством. Оказывается, сказал мне мой друг, что премьер-министру Рабину может понадобиться кто-то для перевода его речи на английский язык. Буду ли я готов проделать эту работу, если будет нужно?
По правде говоря, я не горел желанием отвлекаться от деятельности ГА, но подумал, что вряд ли у премьер-министра не будет собственного переводчика, поэтому согласился принять участие в случае необходимости и быстро забыл об этом. Потом, во второй половине дня прибытия Рабина, прозвенел звонок, вызвавший меня.
 |
| Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин, президент США Билл Клинтон и председатель ООП Ясир Арафат, 13 сентября 1993 г. |
Я прибыл в отель Queen Elizabeth, где весь этаж был закрыт в ожидании премьер-министра и его окружения. Я обнаружил, что мои бывшие коллеги из консульства и дипломаты из посольства собрались в гостиничном номере, который был превращен во временный офис. В нашу комнату вошел взъерошенный мужчина. Он поговорил с моим бывшим начальником Генеральным консулом, который указал на меня. Мой друг, сидевший рядом со мной, благоговейно прошептал: «Это Эйтан Хабер, начальник штаба Рабина».
Хабер приветствовал меня и попросил следовать за ним по коридору, где охранник проводил нас в большой гостиничный номер. Хабер немедленно сел за стол, торчащий из стены, и указал мне, чтобы я сел напротив. Из своего портфеля он достал две блокнота. Вручив мне ручку, он взял второй блокнот, на мгновение задумался и начал писать. Когда он дошел до конца страницы, он оторвал ее, передал мне, и я начал переводить. После того, как несколько страниц рукописного перевода были завершены, один из дипломатов из консульства пришёл, чтобы передать их во временную контору рядом с лифтами для печати. Так продолжалось всю ночь.
Соавторами в этой речи были сидевшие на кровати в гостиничном номере Итамар Рабинович, посол Израиля в Вашингтоне, Ицхак Шелеф, посол в Оттаве, и другие.
Когда мы закончили черновик, Хабер обсудил его с высокопоставленными лицами, пересмотрел его дважды — вечером и потом снова утром, и принес его в номер Рабина для ознакомления.
Из первых абзацев Хабера я понял основную цель выступления. Это было в ноябре 1993 года, всего два месяца спустя после знаменитого рукопожатия 13 сентября на газоне Белого дома, инициировавшего соглашение в Осло, подписанное Ицхаком Рабином, министром иностранных дел Шимоном Пересом и председателем ООП Ясиром Арафатом.
Рабин воспринял это обращение к представителям еврейской общины, собравшимся на Генеральной Ассамблее, как свою первую возможность обратиться к евреям всего мира, которые смотрели по телевизору, как он подписал соглашение с организацией, известной тем, что вывела на мировую сцену организованный террор.
Рабин понимал серьезную раздвоенность еврейской общины. Через Хабера речь выражала сочувствие к тому, откуда пришли эти слушатели.
«Дамы и господа", — говорилось в речи, "я знаю, что все вы или большинство из вас смотрели эту церемонию на лужайке Белого дома со смешанными эмоциями, многие из вас скрипели зубами».
| Встреча премьер-министра Ицхака Рабина в Касабланке с председателем ООП Ясиром Арафатом. 30 октября 1994 г. (GPO) |
Как сообщило Еврейское телеграфное агентство (JTA), на следующий день после выступления в своей Daily News Bulletin, Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин сразу взял быка за рога, когда вчера вечером обратился к северо-американскому еврейству.
Выступая перед 4000 человек на Генеральной Ассамблее Совета Еврейских Федераций, Рабин подчеркнул свое глубокое знание «шрамов войны», даже когда он ведет Израиль к «миру с самыми горькими и одиозными из своих врагов».
Первым упоминанием Рабина была одна из многих ужасных атак ООП. Он поделился тем, что подошел к Смадар Харан, чей муж был застрелен на пляже Нагарии террористами ООП после того, как они разбили голову его дочери о камни, в то время как их старшая дочь замерла в руках Смадар, когда та пыталась удержать ее от слез и плача, чтобы она не выдала их местонахождение на чердаке, и попросил ее сопровождать его в Вашингтон на церемонию. Он также сказал:
«Пока живу, я не забуду ряды тел, пронзенных пулями, тел, которые когда-то были моими любимыми друзьями, отважными бойцами батальона возле кибуца Кирьят-Анавим в 1948 году. Я помню машины в огне на дороге в Баб-эль-Вад, чьи шофера отдали свои жизни, пытаясь снять осаду Иерусалима».
Сообщение JTA продолжает:
"Призывая жертву террора поддержать его рукопожатие с Арафатом и вспоминая своих товарищей, павших в битве за Иерусалим в 1948 году, Рабин продвигал мирное соглашение как трезвомыслящий генерал, а не добрый идеалист. И Рабин получил гораздо больше аплодисментов за свою преданность безопасности, чем за его стремление к миру".
Заверив свою аудиторию в отношении переговоров, которые должны были стать частью соглашений Осло, Рабин также высказал мысль под громкие аплодисменты:
"Не будет никаких изменений, никаких изменений, в другом вопросе, который представляет собой сердце еврейского народа и его душу — Иерусалим. В любых переговорах мы будем твердо убеждены в том, что Иерусалим является и будет нашей единой и вечной столицей. С нашей точки зрения, Иерусалим из золота, меди и света — наш".
В какой-то момент во время прямого и обратного перевода, Хабер сделал перерыв в записывании и передал мне часть внутренней заметки для перевода и включения в речь. Написанный высокопоставленным еврейским профессионалом, живущим в Израиле, ключевой параграф застал меня врасплох.
Признав, что подавляющее большинство северо-американских евреев испытали огромную трудность и путаницу относительно шага Израиля в признании ООП, автор объяснил их сопротивление синдромом после Холокоста, который сделал движение к миру несовместимым с сознанием евреев, привыкших к преследованиям. Согласно этому меморандуму, именно это психическое состояние сделало их неспособными приветствовать прорыв в Осло.
Хабер, очевидно, почувствовал изменение темпа в моей работе и спросил, в чем дело. Пытаясь скрыть свое раздражение, я ответил:
«Знаешь, тебе нужно определиться. Евреи что, находятся в состоянии постоянного заблуждения, которое они не хотят поколебать? Или что-то изменилось на самом деле, что-то, чего достаточно для оправдания такого крупного изменения в Израиле?»
Хабер бросил на меня острый взгляд, взял записку с моей стороны стола и бросил ее в корзину для мусора, разорвав пополам.
«Если в этом зале хотя бы один человек думает так же", — сказал он мне, "им не стоит этого говорить".
Несмотря на то, что на следующий вечер эта тревожная мысль не вошла в речь Рабина, ретроспективно можно легко увидеть роль, которую она сыграла в тактике команды Осло.
То, что Хабер и другие, продававшие Осло, ясно признали, так это то, что еврейская оппозиция к резким изменениям израильской политики, как за пределами Израиля, так и внутри него, была серьезным препятствием, которое было необходимо преодолеть. «Зажигание» сообщества с достаточно когнитивным диссонансом, чтобы заставить его подвергнуть критике свои возражения и принципы, следует рассматривать как такую же правильную тактику, как и другие.
В последующие месяцы и годы действительно часто казалось, что во внутреннем дискурсе сопротивление процессу Осло представлялось более серьезным преступлением, чем нарушение Соглашения палестинцами. Обеспокоенность очевидным обманом со стороны Арафата и недавно сформированной Палестинской администрации, была отвергнута как иррациональная и названа подрывом политики правительства или, что еще хуже, "антимиром". Когда Шимону Пересу были представлены документально подтвержденные примеры подстрекательства к ненависти и насилию со стороны официальных деятелей ПА, он отвечал: «Для меня важно не то, что они говорят, а то, что они делают».
Возражение Рабина против всплеска террористических атак после соглашений Осло заключалось в том, что нужно бороться с террором, как если бы не было никаких переговоров, и вести переговоры, как если бы не было террористических атак (это напоминает призыв Бен-Гуриона к сопротивлению в ишуве в борьбе, как с Гитлером, так и с ненавистной Белой книгой британского мандата, которая ограничила еврейскую иммиграцию). Казалось, что было мало места для обсуждения существа, если они затрагивали процесс Осло.
 |
| Ицхак Рабин и Ясир Арафат на церемонии награждения Нобелевской премией (GPO) |
Хотя сторонники Осло обещали, что стремление Израиля к миру улучшит его международное положение, печальным результатом было то, что оно резко ухудшилось, как документально подтвердила Эвелин Гордон:
Возможно, потому, что израильтяне — сторонники Осло посчитали собственные права Израиля слишком самоочевидными, чтобы нуждаться в восстановлении… Осло отметило тот момент, когда Израиль прекратил отстаивать свои собственные притязания на [землю] и все чаще поддерживал притязания палестинцев.
... При отсутствии конкурирующего повествования, которое кто-то мог бы оспорить, взгляд на Израиль, как на вора... приобрел беспрецедентную популярность... А кто станет восхищаться вором, возвратившим часть, а не всю похищенную собственность?... Действительно ... даже обусловливание вывода войск концом палестинского террора стало все труднее оправдать».
Короче говоря:
«Положение Израиля так резко ухудшилось не вопреки, а из-за Осло... Само стремление Израиля к миру подстегнуло его врагов, чтобы они пошли в бой».
В выступлении Рабина на ГА появилась вторая тема. По иронии судьбы, никогда не задумываясь об ущербе, который еще предстояло нанести Израилю, Рабин решил, что теперь, когда наступил мир, настало время дать новый выход еврейской общинной энергии:
По мере перехода Израиля от войны к миру, стал возникать вопрос о его отношениях с еврейской диаспорой. Для многих мобилизация поддержки для выживания сформировала ключевой элемент в отношениях. Были те, кто спрашивал, насколько сейчас уменьшена угроза нашему существованию, может быть, был создан вакуум вместо поддержки... Сейчас мы должны быть готовы к тому дню, когда новые проблемы будут занимать наши сердца и умы, потому что наша поддержка Израиля и наша идентификация с Израилем основаны не только на внешних угрозах Израилю. Именно к этому приближающемуся дню мы должны думать о новой повестке дня».
Рабин подготовил почву для открытия проекта, который станет известен как «Право рождения». Не случайно в то время на возвышении рядом с Рабином сидел монреальский общественный деятель Чарльз Бронфман, один из первых крупных доноров "Права рождения".
Рабин продолжал:
«Израильский опыт» должен стать частью воспитания каждого молодого еврея, обрядом посвящения. Мы можем привезти в Израиль десятки тысяч нашей молодежи путем совместных усилий еврейских общин и Израиля. Привозя еврейскую молодежь в Израиль, мы достигаем двух основных целей: мы укрепляем их еврейскую самобытность и связи с Израилем, одновременно помогая пониманию нашей израильской молодежью концепции «Am Israel» (народ Израиля).
Оглядываясь назад на те ранние дни в Осло, поражает, насколько душераздирающим было то, что оппозиция сторонников евреев этому процессу была настолько энергичной, тогда как мировая поддержка Израиля была непоколебимой.
Кто мог когда-либо предвидеть время, когда такая поддержка больше не будет безопасной, а Израиль станет горячей точкой в конгрегациях синагог и общественных организациях, не говоря уже о кампусах, где студенты и преподаватели все чаще стали подвергаться нападкам за поддержку Израиля или даже за то, что Израиль утвердился как составная часть их еврейской идентичности.
Работая над тем, чтобы подорвать и вытеснить эту почти монолитную всестороннюю заботу о безопасности Израиля среди американских евреев, заменив ее предметами для разговоров, предназначенных для переоценки своих собственных интересов, новая внешняя политика Израиля открыла ловушку, подталкивая сторонников евреев к общему согласию объединиться со своими противниками в общем деле. Как ни ужасно было это созерцать, сейчас ясно видно, как это привело к разногласиям между Израилем и американским еврейством.
 |
| В 1994 году председатель ООП Ясир Арафат, глава МИД Израиля Шимон Перес и премьер-министр Израиля Ицхак Рабин были удостоены Нобелевской премии мира. (GPO) |
Я в замешательстве наблюдал, как Рабин произносит свою речь, из задней части переполненного конференц-центра, читая слова, которые я перевел. Я встретился с Эйтаном Хабером еще раз на следующее утро, прежде чем делегация покинула страну. На прощание, он вручил мне окончательный вариант речи, с последними правками Рабина, написанными его собственным почерком, из которых скопированы выдержки, которые здесь приводятся.
Хотя мы поддерживали связь на протяжении многих лет, в том числе и после убийства Рабина, я никогда не задавал Хаберу вопросы, которые так часто мучали меня: что сделал бы Рабин, если бы его имя и героическая репутация были присвоены лагерем сторонников Осло? В какой-то момент, если бы он был жив, мог ли бы Рабин снять позолоченные очки с индустрии «мира» и тех, кто о ней трубил, и привести страну к переговорам, основанным на реалистичных ожиданиях? Если да, то было бы тогда время спасти отношения между Израилем и диаспорой? С учетом того, что новая израильская внешняя политика обязана занять позиции, противостоящие давнему национальному диктату. Эти усилия после Осло стали поворотным моментом в отношениях между Израилем и диаспорой, и этот процесс усилился, благодаря дополнительным факторам, действовавшим за последние два с половиной десятилетия.
Можно только надеяться, что недавние усилия в Иерусалиме по исправлению этой политики с решительным переосмыслением потребностей Израиля в обороне и исторических прав можно исправить ущерб.
Речь Рабина отразила грандиозный поворот и предвещала большую часть фрагментации, которую мы видели. Прошло много лет с тех пор, как израильский премьер-министр совершил путешествие, чтобы обратиться к ГА.
Дженнифер Роскис работает руководителем аппарата в Иерусалимском центре общественных дел. Она была старшим советником Дора Голда в Бюро Генерального директора во время его пребывания в Министерстве иностранных дел. До этого, она занималась научными исследованиями, развитием и коммуникациями.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |