В этом есть слишком явная закономерность, чтобы быть простым совпадением. Тяжелый кризис открывает политическое окно для перемен, и израильские правительства находят в себе мужество пройти через это.
Тогдашний премьер-министр Биньямин Нетаньяху и тогдашний министр
образования Нафтали Беннетт (слева) на ежегодной библейской викторине
в Иерусалимском театре в День независимости 19 апреля 2018 г.
(Shlomi Cohen/Flash90)
Хавив Реттиг Гур, 8 августа 2021 г.
В разгар финансового кризиса 2009 года глава администрации Барака Обамы Рам Эммануэль советовал «никогда не допускать, чтобы хороший кризис пропадал даром».
По его словам, пусть кризис станет толчком к трансформационному сдвигу в политике. Афоризм придумал не Эммануэль. Однажды эту проницательность приписали Уинстону Черчиллю.
На самом деле, это основная истина политики.
По определению, кризис — это момент, когда старый порядок больше не дает четких решений для новых условий и угроз, когда обстоятельства множатся, а исход неизвестен. Из-за неадекватности правил и привилегий старого порядка, и из-за ужасной опасности момента, в мире появляются новые способы мышления. Кризис — это момент созидания.
Нынешний политический момент Израиля не является исключением из этого правила. Прошло 18 месяцев с тех пор, как SARS-CoV-2 прибыл на берег Израиля. Прошло 2,5 года с тех пор, как Израиль впервые вступил в новую эру повторных выборов и крайне неблагополучных правительств. И в разгар беспорядков, и из-за беспорядков, сейчас в Кнессет направляется самый драматичный бюджетный законопроект за последнее поколение.
Этот законопроект — не простой бюджет, а набор глубоких и последовательных реформ, которые могут существенно изменить израильское общество. Он меняет старые взгляды на ответственность израильского государства перед своими арабскими гражданами; применяет кувалду к структурным препятствиям, которые долгое время преследовали израильскую экономику, от протекционистской политики импорта до государственного установления цен на основные продукты питания; пересматривает сеть общественного транспорта Израиля и экологические обязательства, включая сокращение регулирования и ослабление правил импорта электромобилей; открывает банковскую систему для большей конкуренции, особенно онлайн и через мобильные приложения; резко увеличивает расходы на здравоохранение и оборону при одновременном сокращении расходов на большинство других вещей; и обещает капитальный ремонт и упорядочение правительственной бюрократии в плане, который чиновники пытаются продать общественности как «революцию в регулировании».
Он делает такие вещи, которые долгое время считались политически невыполнимыми, например, повышает пенсионный возраст для женщин и открывает рынок импорта сельскохозяйственной продукции для конкуренции.
Однако неясно, доживут ли все эти кардинальные реформы до окончательной версии законопроекта, которая должна быть вынесена на завершающее голосование в Кнессете в начале ноября. Противодействие некоторым из самых радикальных реформ было ожесточенным.
Но даже если их смягчить, они будут все равно представлять собой наиболее радикальный и всеобъемлющий набор государственных и социальных изменений за одно поколение.
Прошло два десятилетия с 2003 года, когда закон о бюджете был выдвинут тогдашним министром финансов Биньямином Нетаньяху, и с тех пор, никто не видел закон, который стремится к подобным подвигам.
Министр финансов Авигдор Либерман (справа) и министр сельского хозяйства
Одед Форер (в центре) посещают израильских фермеров в кибуце Бери,
3 августа 2021 г. (Flash90)
Многие выразили удивление по поводу того, что израильское правительство, имеющее минимально возможное большинство в Кнессете, постоянно спорящее с самим собой и в значительной степени управляемое политическими новичками, решило осмелиться выдвинуть столь амбициозный бюджет.
Некоторые предполагают, что сама хрупкость правительства, возможно, стала причиной его смелых планов.
Министры, которые опасаются, что не останутся долго на своем посту, тем более стремятся быстро выключить крупные сделки. Но в работе есть и более крупный феномен: все стороны новой коалиции неявно осознают, что кризис, охвативший страну, — совокупные последствия возрождающейся пандемии и беспрецедентного политического тупика последних двух лет, открыл редкое окно возможностей для осуществления глубокого и долгожданного изменения.
Когда Израиль был злейшим врагом самому себе
Это уже бывало раньше.
В 1970-х годах, отчасти вызванная войной 1973 года и крупными расходами на оборону после нее, а затем ускоренная после 1977 года, во время первого президентского срока Ликуда в качестве правящей партии Израиля, экономика Израиля вошла в медленное, неумолимое свободное падение.
С 1979 по 1985 год Израиль вступил в период безудержной инфляции. Цифры были ошеломляющими: 133% в 1980 году, затем 101% в следующем году, затем 132%, 191% и 445% в 1984 году. Правительство было в растерянности. Премьер-министр Менахем Бегин за шесть лет сменил четырех министров финансов, каждому из которых было поручено восстановить корабль, а каждый — оставлял его еще в худшем состоянии, чем он был.
Новоизбранный премьер-министр Менахем Бегин (справа) получает работу
от уходящего премьер-министра Ицхака Рабина, 1977 г.
Из архива Дэна Хадани, Национальная коллекция фотографий семьи
Прицкеров, Национальная библиотека Израиля (Фото: сотрудники IPPA)
За этот период, Израиль дважды менял свою валюту, отказавшись от лиры в пользу шекеля в 1980 году, а затем отказавшись от шекеля в 1985 году в пользу нового шекеля, при этом стоимость новой валюты была установлена путем стирания трех нулей с заменяемого шекеля.
В конце концов, поворот произошел на выборах 1984 года, которые закончились формированием правительства национального единства с разделением власти и ротацией премьер-министра.
Первым стал Шимон Перес из лейбористов, а два года спустя, ему на смену пришел Ицхак Шамир из Ликуда. Министром финансов был назначен политик из Ликуда Ицхак Модаи. В отличие от череды преемников недолговечных министров финансов, которые были до него, Модаи мыслил масштабно и был поддержан Пересом.
К 1985 году инфляция превысила отметку в 1000%. Чрезвычайная ситуация, наконец, стала гигантской, отодвинула в сторону влиятельные интересы и политические пристрастия, которые ранее препятствовали проведению глубоких реформ, которые могли спасти израильскую экономику.
Это был необычный момент. В 1985 году израильтяне знали, что они в безопасности от своих внешних врагов, чего не знали 20 лет назад. Однако по мере того, как инфляционный кризис продолжался, а усилия правительства по реформированию неоднократно оказывались безуспешными, они начали задаваться вопросом, не стал ли сам Израиль злейшим врагом самому себе.
Ицхак Модаи в 1985 году (Нати Харник, GPO)
Лишь когда кризис стал достаточно острым, Перес и Модаи обнаружили, что они слаженно работают по партийным линиям; что правительству во главе с лейбористами, наконец, удалось заставить профсоюзы согласиться с замораживанием заработной платы, а крупные отрасли - согласиться с контролем над ценами; что государственные расходы должны быть резко сокращены; что способность Банка Израиля предоставлять ссуды для покрытия дефицита должна быть признана незаконной; и что многие государственные компании, долгое время считавшиеся особой прерогативой политических аппаратчиков, наконец, должны быть приватизированы.
Израильские лидеры пришли к пониманию того, что по своей сути кризис был не просто неизбежным следствием войны 1973 года. Он был вызван более глубокой и старой структурной проблемой.
Неэффективность экономики, долгое время управляемой государственными идеологами и институтами, достигла предела, и правительство Переса-Шамира 1984 года оказалось достаточно мудрым, чтобы воспользоваться возможностью и полностью порвать со старыми способами ведения бизнеса.
Результатом стал явный успех: инфляция упала до 20% в течение двух лет, рост возобновился, и к тому времени, когда в начале 1990-х годов началась волна русскоязычной иммиграции, израильская экономика приближалась к нынешним уровням стабильности и роста.
Трудно переоценить важность реформ Модаи для будущей силы и процветания Израиля. Банк Израиля был освобожден от государственного контроля по закону, что позволило ему устанавливать денежно-кредитную политику независимо от непосредственных потребностей правительства в денежных потоках.
Железная хватка правительства над обширными секторами экономики была ослаблена в результате приватизации, создав прецедент, который ускорился в 1990-е и 2000-е годы. Но, пожалуй, наиболее глубоким было то, что старые споры между социалистами и либерализаторами были улажены, и ориентированная на свободный рынок экономическая политика стала основой для оценки государственных расходов начиная с 1985 года.
Тогдашний премьер-министр Ицхак Шамир (слева) и тогдашний министр
иностранных дел Шимон Перес на праздновании Мимуны в парке Захер в
Иерусалиме, 15 марта 1988 г. (Нати Харник/пресс-служба правительства).
Террористы-смертники и приватизация авиакомпаний
Потом это снова случилось.
Вторую интифаду, начавшуюся в октябре 2000 года, за границей сегодня мало кто помнит. Ученые и аналитики из аналитических центров обычно пишут толстые книги об израильско-палестинском конфликте, почти не упоминая об этом событии. Но для израильтян и палестинцев, как в реальном времени, так и в течение двух последующих десятилетий, это было резкое, переломное событие, которое опровергло предположения и глубоко изменило взгляды каждой стороны на другую.
В израильской политике, особенно в левой, оно вызвало кризис, от которого политическая система до сих пор не оправилась. Оно повергло израильтян и палестинцев в экономический спад, невиданный ни до, ни после.
Принято считать, что палестинская экономика до 2000 года была глубоко интегрирована в израильскую — и зависела от нее, благодаря чему она процветала.
В те дни израильтяне могли безопасно путешествовать по палестинским городам и приобрели привычку покупать более дешевые палестинские товары и услуги, от автомобильных запчастей до стоматологии, стоимостью в сотни миллионов долларов в год.
Вместе с иностранными туристами они ежегодно оставляли полмиллиарда долларов, что составляет более 10% ВВП Палестины, в казино Иерихона. Безработица в Палестине упала в годы Осло с почти 25% до 10%. Около 150 000 или почти пятая часть работающих палестинцев, трудились в Израиле, получая более высокую заработную плату, чем можно было найти в палестинской экономике.
В то время палестинцы были самым образованным арабским народом, составляя двузначный процент от числа студентов Еврейского университета, а доход на душу населения у палестинцев был самым высоким среди всех арабских стран, не добывающих нефть.
Палестинцы покупают фаст-фуд в забегаловке во вновь открытом торговом
центре в секторе Газа, в городе Газа, 18 февраля 2017 г. (AP Photo/Khalil Hamra)
Для процветания, палестинской экономике нужен Израиль. Это так же верно сегодня, как и тогда, так же верно в условиях оккупации, как это было бы в палестинском государстве, и так же раздражает сегодняшних палестинских идеологов, как и идеологов поколения назад.
Но экономика Израиля тоже нуждалась в палестинцах, по крайней мере в те дни.
По мере того, как они становились богаче за счет торговли с Израилем, палестинцы становились активными потребителями израильской продукции, при этом израильский экспорт в ПА ежегодно составлял около $1,7 миллиарда или 7% от общего израильского экспорта без учета алмазов. Палестинская рабочая сила двигала израильское сельское хозяйство и строительную промышленность.
Начало Второй интифады сломала эти тенденции, нанеся глубокий и взаимный ущерб обеим сторонам. Процветающая зона беспошлинной торговли, которая толкала палестинцев вверх и помогала стимулировать экономический рост Израиля, внезапно, в результате волны террора и, как следствие, режима комендантского часа и контрольно-пропускных пунктов, превратилась в «зону боевых действий», по словам израильского экономического агентства. аналитика Севера Плоцкера.
Поворот был настолько резким, что многие израильские аналитики, такие как Плоцкер, ошеломленные поворотом палестинцев на фоне мирных надежд и беспрецедентного экономического расцвета в сторону массового насилия, предположили, что Вторая интифада была вызвана «сознательным решением» Ясира Арафата «подорвать то, что он видел. как опасные признаки стабилизации и процветания на Западном берегу и в секторе Газа», такого рода процветание, которое может подорвать его авторитарное правление и свести на нет его революционную повестку дня.
Почти тут же среди палестинцев безработица выросла почти в четыре раза и достигла 40%,
хотя потеря поступления палестинской рабочей силы была названа МВФ основным фактором, способствовавшим резкой рецессии в Израиле после 2000 года.
Израильские и палестинские потребители исчезли из поля зрения других.
Туризм, многомиллиардная отрасль на Святой Земле, рухнул по обе стороны «зеленой черты». По оценке Банка Израиля, только насилие 2002 года, в разгар Второй интифады, стоило Израилю 3,8% его ВВП.
Контрольно-пропускные пункты и блокпосты были установлены повсюду на Западном берегу и в секторе Газа, что душило внутреннюю палестинскую экономику. Израильтяне, опасаясь взрывов террористов-смертников, избегали общественных мест, надолго лишая клиентов торговые центры и рынки.
Большая ненадежность привела к истощению инвестиций. Абсолютное количество бедных в Израиле выросло на 22%.
Полиция и парамедики осматривают место происшествия после того, как
террорист-смертник взорвал себя в автобусе в час пик недалеко от
иерусалимского квартала Гило во время Второй интифады 18 июня 2002 г.
(Flash90 / File)
Палестинцы больше пострадали от экономического спада, поскольку их экономика намного меньше, а их зависимость от Израиля намного больше, чем зависимость Израиля от них. Но израильтяне, тем не менее, переживали самый резкий спад в истории на фоне кампании террористов-смертников и других террористических атак, которые к 2002 году длилась уже третий год подряд, и конца им не было видно.
И в этот водоворот, в самый серьезный экономический кризис со времен гиперинфляции 1980-х годов, Биньямин Нетаньяху, к тому времени уже побывавший премьер-министром, шагнул с уверенностью революционера, принял кризис и изменил израильскую экономику.
Бывший министром финансов у Ариэля Шарона с 2003 года, Нетаньяху первым делом заявил, что экономические проблемы Израиля были вызваны не интифадой, а «системой, в которой небольшой бизнес-сектор должен кормить и поддерживать огромный и расширяющийся государственный сектор».
Расходы правительства Израиля в виде доли экономики были одними из самых высоких в мире, как и налоговое бремя на средний класс страны. Государственные монополии держали в удушении энергетику и инфраструктуру.
Нетаньяху утверждал, что собственное правительство Израиля наносит гораздо больший экономический ущерб, чем террористы-смертники из ФАТХа и ХАМАСа.
В качестве ответа на это, он представил свой «План экономического восстановления», который резко сократил расходы на социальное обеспечение, включая детские субсидии для больших семей, от которых зависела большая часть общины харедим, повысил пенсионный возраст, снизил налоги и ускорил распродажу частному сектору сотен государственных компаний, включая авиакомпанию Эль Аль.
Это был экстраординарный момент: Нетаньяху использовал экономический спад Второй интифады, чтобы дать широкую оценку глубочайшим структурным проблемам в израильской экономике, от монополий на инфраструктуру до расходов государственного сектора.
Биньямин Нетаньяху выходит из небольшого поезда в зоопарке Иерусалима
10 октября 2002 г. (Flash90)
Чрезвычайная ситуация, с которой столкнулся Нетаньяху в 2003 году — рецессия, вызванная террористами-смертниками, которые еженедельно взрывались в автобусах и пиццериях на протяжении более трех с лишним лет, не имела ничего общего с реформами. Но, как и в 1985 году, кризис был психологической встряской, необходимой общественности и правительственной бюрократии, чтобы принять глубокие перемены. Это заглушило возмущение и ослабило решимость особых интересов. Он открыл окно.
1985, 2003, 2021
Сегодняшний Нетаньяху уже не радикальный реформатор 2003 года. Всего несколько фундаментальных реформ было продвинуто с тех пор, как он вновь занял пост премьер-министра в 2009 году,
Если Нетаньяху — министр финансов жаждал важных преобразований, то Нетаньяху — премьер-министр неизменно выступал за стабильность. Даже протесты против повышения стоимости жизни в 2011 году практически не повлекли за собой изменений в политике правительства Нетаньяху в последующие годы.
Бесчисленные проблемы, от экономической маргинализации и насилия в арабском сообществе до чрезмерного регулирования импорта и неуклонно ухудшающегося состояния пробок на дорогах в крупных столичных центрах, остались, по большей части, без внимания.
Несколько реформ было продвинуто, а еще меньше — реализовано. До сих пор. До формирования хрупкого, неустойчивого, порожденного кризисом правительства Нафтали Беннета и Яира Лапида.
Очень немногие из реформ, продвигаемых этим правительством, имеют какое-либо отношение к пандемии или к политическому кризису повторных выборов. Ни пандемия, ни лежащий в ее основе политический тупик не выйдут из серьезного внимания, которое правительство уделяет этим старым вызовам.
Жительница дома престарелых Амигор получает третью дозу вакцины против
COVID-19 от работника Magen David Adom в Иерусалиме 4 августа 2021 г.
(Yonatan Sindel/Flash90)
Также нет уверенности в том, что реформы (если этой узкой коалиции действительно удастся провести их в закон к ноябрю), окажутся столь же эффективными и полезными, как изменения, осуществленные Модаи в 1985 году или Нетаньяху — в 2003 году.
Здесь все проще. Как и в те годы, по схеме, слишком последовательной, чтобы быть совпадением, широкий кризис освободил политическую систему от удобных старых привычек и предположений, открыв политическое окно для глубоких реформ, которые случаются редко в политической жизни Израиля.
Коротко говоря, таков опыт Израиля: глубокие кризисы всегда имеют блестящую серебряную подкладку. Кризис открывает окно, и политическое руководство должно им воспользоваться.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий