Беседа Рено Камю с Филиппом Карсенти
Исламское высокомерие никогда не бывает более очевидным, чем когда оно поддерживает так называемые права мусульман на мечеть Аль-Акса, говоря, что это «третье святое место ислама». Предположим, что это так, и это уже очень большое требование, потому, что до 1967 года, никто не слышал об Иерусалиме как «святом месте ислама», а арабские и мусульманские лидеры и главы государств не спешили туда, чтобы совершать свои молитвы, хотя город находился под контролем Иордании и у них было достаточно времени для этого.
Именно возвращение евреями их вечной столицы внезапно сделало Иерусалим священным городом ислама, каким-то неизвестным ретроспективным чудом. Но минуем это и предположим, что это третья святыня в исламе. Ладно, есть кое-какие тексты в поддержку этого. В чем это может дать мусульманам хоть малейшее право, поскольку Храмовая гора, очевидно, является первым святым местом Израиля, а Иерусалим в целом — местом Страстей Христовых, первым святым местом христианства? Каким образом третье, недавно созданное, святое место религии, появившейся позднее, должно поддерживать претензии в ущерб двум другим, более старым религиям, для которых то же самое место является первым святым местом?
Может ли какая-то религия иметь приоритет над двумя другими, имеющими свои ценности, просто потому, что она внушает страх, а ее последователи являются более агрессивными? И что мы, христиане, можем сказать обо всех наших церквях и базиликах, превращенных в мечети, музеи, хаммамы или Бог знает, во что еще, начиная с возвышенного собора Святой Софии, одного из самых священных и самых красивых в христианском мире? Я хочу Турцию в Европе, в качестве реституции, но только европейскую Турцию.
Ф.К.: На Ближнем Востоке, одна страна, видимо, противостоит Большому Замещению, и это Израиль. Считаете ли вы, что Израиль является контр-моделью наших европейских обществ?
Р.К: Да, конечно, тысячу раз! Израиль является моделью по разным причинам.
Во-первых, принадлежность именно этой земли именно этому народу, и наоборот, является моделью всех принадлежностей, их матрицей. Без сомнений, ни одна страна не принадлежит больше своему народу, ни один народ — своей стране, чем Израиль — евреям, а евреи — Израилю, Иерусалим — иудаизму и еврейству. Это одна из причин, которые заставляют меня сказать, что Израиль — это модель для западных обществ, пример того, какими они должны быть: страна, восставшая из смерти и Холокоста, вернувшаяся из могилы, как воскресший Лазарь, воскресшая, как иврит стертый и возродившийся.
Ф.К.: Как вы думаете, Израилю удастся сохраниться в этом положении?
Р.К.: Да, я не слишком беспокоюсь за Израиль. Его народ получил воспитание, прямо противоположное тому, которое в течение полувека получали мы. Израильтяне с детства умеют сопротивляться, не сдаваться, упорствовать в бытии, не уступать ни пяди своей земли и своего достоинства. Их враги ненавидят их, но уважают, потому что они сталкиваются со своей судьбой как люди.
Европейцы обусловлены совершенно другой начинкой черепа, которая убеждает их, что у них нет прав, что у них есть все недостатки, что у них нет другого долга, кроме как приветствовать Другого и еще больше других, даже если те подавляют их, и отдать им свою страну.
Парадокс, если он один, заключается в том, что эти два строго взаимоисключающих отношения имеют один и тот же источник, одно и то же историческое происхождение, которое представляет собой мерзость лагерей смерти и совершенно законное «никогда больше», которое последовало.
Только это «никогда больше» было истолковано в диаметрально противоположном направлении в Израиле и Европе. В определенном смысле, это нормально, поскольку это вопрос роли жертвы и палача. У евреев и израильтян, конечно же, не было никакого выбора, да и не могло быть, в ретроспективе этого события событий, этой суматохи, как говорит Библия, этого Шоа, как говорит Клод Ланцманн, как только в роли жертвы.
И основатель этого "никогда больше" принял с тех пор один смысл: никогда больше мы не будем жертвами, еще меньше — пассивными жертвами, тупоумными; мы не согласимся ни на что, что нам могли бы навязать против нашей воли; мы готовы пойти на любые жертвы и столкнуться с любыми испытаниями, чтобы защитить территорию, которую мы сами вернули, нашу идентичность и нашу жизнь.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |