Скотт Абрамсон
Iran Week: Удивительный и парадоксальный рассказ Джалала аль-Ахмада о его путешествии в 1963 в Святую Землю, недавно переведенный и переизданный под заглавием «Израильская Республика».
Когда аятолла Хомейни вернулся в Иран в 1979, закончив свое изгнание в то время, как шах его начал, он стал победителем 16-летней войны между тюрбаном и короной. 3 июня 1963 сам Хомейни сделал первые выстрелы войны, нападая на шаха за всевозможные грехи, и не в последнюю очередь, за отношения сотрудничества между Ираном и Израилем. «Является ли шах израильтянином?» — спрашивал Хомейни, добавляя, что монарх был «неверным иудеем».
Монарший ответ не заставил себя ждать. Хомейни был немедленно отправлен в тюрьму, а 5 июня (15-го дня персидского месяца Хордад) после беспорядков по всему Ирану в знак протеста против ареста Хомейни, люди шаха раскидали толпы стрельбой. Подавление протестов оставило аятоллу в тюрьме:
«Израиль не желает, чтобы Коран существовал в этой стране».
Иранская история помнит «восстание 15-го Хордада», которое привело в движение колесо революции, с его остановкой в 1979.
До того, как Хомейни был отправлен в 15-летнее изгнание (из которого он мог агитировать против шаха при гораздо меньшем внимании), он был освобожден из тюрьмы под домашний арест на полгода. Он был привязан к простым кварталам в святом городе Куме и он продолжал сражаться с шахом, принимая у себя множество восторженных посетителей. Среди тех, кто приходил к нему с данью уважения был Джалал аль-Ахмад, выдающийся интеллектуал Ирана в 1960-е. Будучи сам слабым мусульманином, чей день начинался, скорее с водки, чем с молитвы, Аль-Ахмад начал судьбоносный поиск исламской аутентичности в иранском обществе в 1960-е годы своим памфлетом 1962 - Гарбзадеги или «Интоксикация Западом». «Священная книга для нескольких поколений иранских интеллектуалов» в оценке одного ученого, Гарбзадеги утверждает, что иранцы, которые приняли Запад, стали «чужими самим себе», будучи одновременно неверными иранцами и обманутыми западниками. Хуже того, эти иранцы были не просто мошенниками, но, как указывает название Интоксикация Западом, они были больны. Однако ничто не было, потому что от их болезни было лекарство: если Запад был ядом, которым иранцы отравились, то противоядием был Ислам.
Гарбзадеги обнаружил широкую аудиторию в Иране 1960-х и 70-х, среди галопирующей модернизации страны, и среди тех, кто чувствовал, что они остались в пыли или, по крайней мере, были испачканы ею. Его призыв охватил разные слои грамотного Ирана, распространяясь на священнослужителей и семинаристов, светских левых, буржуазных традиционалистов и интеллектуалов, разочарованных либерализмом. Таким образом, разнообразная аудитория Гарбзадеги предсказывала, что всякая коалиция революционеров, вдохновленная памфлетом, сможет свергнуть шаха.
Сам Аль-Ахмад не дожил до осуществления на практике его идеи в 1979, так как умер за 10 лет до этого в возрасте 46 лет. Тем не менее, резонанс от Гарбзадеги с таким количеством иранцев из стольких разных слоев общества и его призыв к исламской аутентичности сделали его посмертно покровителем иранской революции. Его наследие должным образом сохраняется в Исламской Республике, где его имя носит крупная литературная премия, скоростная автомагистраль в Тегеране и марка с его портретом, выпущенная почтовым ведомством Ирана.
Встреча в доме Хомейни в Куме этих двух могильщиков шахской монархии стало встречей двух поклонников друг друга. Позднее Хомейни даже восхвалял Аль-Ахмада, что само по себе было исключительным, учитывая, что любая похвала в дискурсе аятоллы была редким перерывом в том, что было сплошной цепью обвинений. Похвала Хомейни была, по сути, единственной: Аль-Ахмад был единственным современным писателем среди иранских и зарубежных, светских и религиозных, которого поддерживал аятолла.
То, что, вероятно было единственной встречей между Аль-Ахмадом и Хомейни, продолжалась всего 15 минут и имела небольшое историческое последствие. Однако, если смотреть на эту встречу в контексте предшествующих событий, то встреча приобретает богатую контекстуальную иронию. Всего за несколько месяцев до «объявления войны» против шаха, который посадил Хомейни в тюрьму, Аль-Ахмад посетил тот самый Израиль, по поводу которого аятолла метал громы и молнии. Более того, Аль-Ахмад он не только посетил еврейское государство в качестве официального гостя, но будучи, возможно, самой влиятельной светской музой иранской революции, восторгался Израилем.
Восхищение Аль-Ахмада страной, которую он «мечтал увидеть», нашло выражение в путевых заметках, которые он написал как документальное подтверждение своего визита. Первоначально они были опубликованы частично в 1964, и полностью — в 1984. Недавно они были изданы в мягкой обложке издательством «Restless Books» под названием «Израильская республика» и ловко переведены постоянным сотрудником журнала Tablet, Сэмюэлем Трапом. Само заглавие, придуманное Трапом, требует объяснения. Помимо аналогии с «Исламской Республикой», "Израильская республика" сгущает религиозный восторг Аль-Ахмада от своего предмета. Аль-Ахмад доходит до того, что называет Израиль “велаятом”, — персидским словом арабского происхождения, которое в современной шиитской теологии означает не столько государство, сколько политическое доверие, в котором Бог является доверителем, а правительство — попечителем. Приведем только один пример: статья пятая иранской конституции гласит, что в ожидании появления скрытого имама (мессианской фигуры шиизма) и установления его земного правления, велаят (в данном случае Исламская Республика) будет находиться под охраной клерикалов. В своем вступлении к "Израильской Республике", Трап объясняет «провокационное» слово в адрес Израиля следующим образом:
«Говоря о том, что Израиль является велаятом, Аль-Ахмад ... рассматривает Израиль как особый исламский вид идеального государства, в котором правят божественно руководимые лидеры, которые меньше, чем пророки, но больше, чем политики».
***
В феврале 1963, 13-дневный визит Аль-Ахмада в Израиль был организован Цви Рафиа, тогда начинающим израильским дипломатом в Тегеране (а спустя несколько лет — чиновником по связям с Конгрессом при посольстве Израиля в Вашингтоне). В течение двух с половиной лет пребывания там, идейный персофил, Рафия, установил дружеские связи с некоторыми из наиболее известных деятелей культуры Ирана. Благодаря ему, израильская бюрократия согласилась с инициативой пригласить знакомых ему иранцев для знакомства с Израилем за счет государства. Именно под этой эгидой Аль-Ахмад и его жена, писательница-феминистска, Симин Данешвар, приехали в Израиль. Данешвар, которая была намного старше своего мужа, а также более способной в литературном плане, позже внесет в современный персидский канон первый иранский женский роман. Она тоже интересовалась Израилем, хотя и не настолько интенсивно, как ее муж.
Хотя фантазия сегодня может представить, скажем, регулярные воздушные перевозки между Тегераном и Тель-Авивом в эпоху шаха, это было едва примечательно. Фактически, самолеты Эль-Аля регулярно летали между двумя городами. Правда, чувствительность шаха к внутреннему и арабскому мнению не позволяла Ирану и Израилю установить когда-либо полные дипломатические отношения, но Тегеран и Иерусалим все же имели дружеские, если не сказать спокойные отношения. Поэтому, если было непримечательно то, что израильский флаг развевался над Тегераном (развевался над фактически посольством Израиля, которое сегодня называется «палестинская улица»), было примечательно, что это были, скорее всего, последователи Джалал аль-Ахмада, которые штурмовали уже эвакуированное посольство в 1979, заменили израильский флаг на флаг ООП и вручили ключи от здания Ясиру Арафату.
Израильский маршрут Аль-Ахмада, который Рафиа определил для него, провел его и Данешвар по главным достопримечательностям страны и городам. Они посмотрели спктакль «Война и мира» в Тель-Авиве, два дня провели в киббуце Айелет Хашахар в Галилее и совершили экскурсию в Яд Вашем. Интересны также две особенности их поездки: Аль-Ахмад посетил министерство образования Израиля, которое пригласило его на грандиозный обед, а Данешвар дважды читала лекции в Еврейском университете в Иерусалиме.
Каждая остановка в маршруте, казалось, вызывала возбуждение у Аль-Ахмада, охваченного новой эмоцией. В Яд-Вашем это была, как полагается, печаль. Его путевые рассказы повествуют о том, что его тронули до слез острые замечания гида музея. Тем не менее, Яд Вашем не был для Аль-Ахмада введением в Холокост. Еще раньше он изучал этот предмет для своего собственного просвещения, читая Нюрнбергский процесс задолго до своего визита в Израиль. Аль-Ахмад горевал по поводу «6 миллионов евреев, убитых в крематориях Европы, прокаженной фашизмом», и это тем более поразительно, что его последователи в Исламской Республике противопоставили этому отрицание, опошление и издевательство над Холокостом.
Аль-Ахмад также интересовался киббуцным движением задолго до того, как ему представилась возможность посетить киббуц. Это был «краеугольный камень Дома Израиля», как он это называет в своих путевых рассказах, который прежде всего вызвал его интерес к Израилю. Выйдя из коммунистической партии Туде в Иране в конце 40-х, он и его товарищи-перебежчики обнаружили в киббуце превосходную альтернативу советскому колхозу — репрессивной русской версии сельскохозяйственного коллектива. Это было в 1948, говорит он, и с этого момента он и его окружение стали «постоянными потребителями израильских газет, журналов и брошюр». Его увлечение Израилем, которое вдохновил киббуц, позднее дополнился интересом к иудеям - интерес, который у него возник при чтении иудейской Библии. Данешвар, со своей стороны, также видела киббуц как модель. Так что гостевая книга Айелет Хашахар сохраняет запись, обнаруженную израильским историком, Лиором Штернфельдом), которая гласит:
«Как я вижу, киббуц является ответом на проблему всех стран, в том числе и нашей».
Аль-Ахмад не просто видел киббуц как образец для иранского подражания, он видел иаким сам Израиль. По его мнению, Израиль овладел формулой модернизации без вестернизации: израильтяне в своем самоуважении обрели инструменты и технологии современного индустриального Запада, но в результате добились значительных успехов. Они это сделали, если ссылка на Библию может быть позволена, без продажи своего иудейского первородства за западную похлебку. Именно это сделало Израиль «лучшим образцом того, как бороться с Западом».
Еще один израильский синтез, которому, по его мнению, Иран мог последовать, заключался в слиянии израильского общества с Востоком и Западом. По его мнению, что касалось Востока и Запада, то в Израиле они не только встречались, но и гармонично смешивались. «Они слили Восток и Запад вместе в одну узкую чашу». Что именно он этим имел в виду, помимо поглощения Израилем иммигрантов с Востока и Запада, он не уточнил. В любом случае, кажется, что для Аль-Ахмада, балансирование Израиля между еврейской культурой и западными технологиями и между Востоком и Западом в целом, было частью более масштабной израильской способности к интеграции - иммигрантов из разных культур, религии в общество, социализма и невмешательства, демократии и национального государства. Какими бы ни были израильские неудачи по каждому из этих пунктов, Аль-Ахмад находил больше похвал, чем критики.
Однако его критика противоречила ему самому, Если в одном месте Израиль описывается как «чудо, чьи лидеры идут вперед во имя чего-то более высокого, чем права человека», то в другом — он называется «грубо осознанным возмещением за грехи фашистов». Это последнее описание было его собственной реакцией на привычное обвинение в том, что Израиль является западной компенсацией за Холокост, снятый с банковского счета палестинцев. В этом заявлении палестинцы характеризуются как «жертвы жертв», как позже сказал Эдвард Саид. Но если Аль-Ахмад считает, что Холокост был «западным грехом, за который я, восточный человек, плачу цену» — это была, видимо, цена, которую, в балансе, он был рад заплатить.
«Я, который, таким образом, пострадал от этих не имеющих корней арабов,
— пишет он,
"доволен присутствием Израиля на Востоке».
Здесь он сменяет свое сочувствие палестинцам как обычным жертвам Запада, сочувствием евреям в качестве обычных жертв арабов.
***
Однако пятая и заключительная глава путевых рассказов, якобы написанная в июле 1967, спустя четыре года после остальной работы и через месяц после Шестидневной войны, является не столько противоречием, сколько бескомпромиссным поворотом. В то время как первые четыре главы книги, по большей части, являются данью уважения к Израилю, пятая глава — это ядовитый пассаж, в котором Израиль и евреи осуждаются. В отличие от предыдущих глав, свободных от антисемитизма, заключительная — представляет собой сборник почти всех антисемитских ярлыков, которые со всей страстью разработало современное воображение: "Французская пресса находится в руках евреев"; "Евреи управляют всеми телепередатчиками в Нью-Йорке (13 сетей), а также большинством издательств и газет"; Израиль «поддерживает капиталистов Уолл-стрита и Банк Ротшильдов»; «Конечно, евреи скупы. Мы это давно знаем»; «Сионизм опасен, потому что это другая сторона нацизма и фашизма».
Хотя верно, что после Шестидневной войны некоторые иранские интеллектуалы, которые сочувствовали Израилю, озлобились против него, но есть веские основания подозревать, что странная несообразность пятой главы путевых рассказов является результатом либо измышлений, либо искажений, которые совершил Шамс Аль-Ахмад, брат Джалала. Шамс, ошибочно утверждавший, что его брат был убит тайной полицией Шаха, был одним из литературных распорядителей Джалала и одним из назначенных Хомейни для руководства пост-революционным комитетом культурной революции. В 1984, он впервые опубликовал книгу о путешествиях под им самим придуманным заглавием: «Путешествие в Землю Ангела Смерти» (каламбур над «Израилем», потому что в Исламе, а также в иудаизме, Азриэль — это Ангел смерти).
Собственный фанатизм Шамса, его преданность Хомейни и тот факт, что впервые полные путевые рассказы были опубликованы в израилефобической Исламской республике — это не единственные обстоятельства, которые указывают на его возможное авторство не только заглавия. Помимо расхождений в содержании и дате, пятая глава дополнительно отличается по своему стилю (более витиеватому) и по своей форме (эпистолярной).
Возможно ли, чтобы Шамс не последовал примеру Элизабет Форстер-Ницше, сестре Фридриха и литературному душеприказчику, которая пересыпала архив Ницше фальсификациями, в духе фашизма, приписавшая их своему покойному брату? Как бы то ни было, во всех аномалиях последней главы действительно возможно, что все пять глав были написаны одной рукой. Возможно, лучшим доказательством в пользу их подлинности является неустойчивый характер мышления самого Аль-Ахмада. Как интеллектуал, Аль-Ахмад был импульсивным, непоследовательным и переутомленным, поэтому изменение привязанности было для него характерным. Даже его знаменитая пропаганда Ислама была последней в серии флирта с несколькими другими идеологиями. Данешвар признает это в «Закате Джалала», ее элегических воспоминаний о своем браке, говоря, что «его частичное возвращение к религии» произошло после того, как он «уже получил опыт марксизма, социализма и в определенной степени экзистенциализма».
Кроме того, жизнь Аль-Ахмада была полна парадоксов. Он был хулителем Запада, который стремился жить в Западной Европе, самопровозглашенным защитником феминизма, который плохо обращался со своей женой, чемпионом Ислама, который вел явно неисламский образ жизни, противником шаха, который работал длительное время в службе монархии, и критиком мулл, который рассматривал их как спасителей своей страны. Недаром Данешвар выражает удивление в "Закате Джалала":
«Неужели все мужчины — это пучок противоречий, или это только Джалал?»
Кем бы ни был автор последней главы путевых заметок, остается одно: иранский писатель, помогший заложить основу для государства, посвятившего себя разрушению Израиля, посетил и восхищался еврейским государством. И даже если это иронично или противоречиво, но это плавно переходит в историю отношений между Ираном и Израилем, а также между иранцами и евреями в более общие отношения, которые определялись иронией и противоречием.
История евреев Ирана является примером. Нигде в мусульманском мире евреи так не страдали и так не процветали. Принудительное обращение, погромы, кровавые наветы, дискриминационное законодательство на протяжении веков делали судьбу иранских евреев горькой, за исключением эпохи шаха и его отца (1925-1979), когда иранские евреи пользовались полным гражданским равенством, редко сталкивались с насилием и даже преуспевали до того, что к 1970-м, по предположению иранского ученого из Израиля, Давида Менашри, «на душу населения они, возможно, были самой богатой еврейской общиной в мире». Если типы, подобные Али Хаменеи и Махмуду Ахмадинежаду, упивались отрицанием Холокоста, другой сын Ирана спасал многих евреев от нацистской машины смерти в 1940-х: во время службы в посольстве Ирана в Париже, Абдол Хоссейн Сардари выдал более тысячи паспортов евреям во Франции, тем самым сократив число жертв геноцида, на котором настаивает Исламская Республика, но которого не произошло. И если правительство Ирана, более чем любое другое на Ближнем Востоке, печально известно своими антисемитскими заявлениями и инициативами (например, спонсорством конференций, отрицающих Холокост и конкурсами мультфильмов, которые его высмеивают), опрос АДЛ в 2014, обнаружил, что население Ирана — наименее антисемитское в самом антисемитском регионе мира. Таким образом, в свете всех этих парадоксов, возможно, что иранский интеллектуал, который в одно и то же время восхищался Израилем и вдохновлял иранскую революцию, не такой уж и странный.
***
Израильская Республика
от
Джалал-эль-Ахмада
Полный анализ обзора:
Книга "Израильская Республика", которая была фактически не опубликована до 1984, представляет собой небольшую книжку, состоящую из пяти глав, написанную в результате визита Джалала Аль-Ахмада в Израиль в 1963. Хотя в то время израильско-арабская напряженность была на высоком уровне, Иран все еще имел тесные связи с Израилем. С войной 1967, отношение Ирана и Аль-Ахмада изменилось, о чем говорит последняя из пяти глав, добавленная в 1967 (и озаглавленная: «Истоки отвращения"), однако, большая часть книги такова, что видит в израильском примере своего рода политический идеал.
Отчет о хадже Аль-Ахмада, «Потерянный в толпе», скорее всего, является путевым дневником, чем Израильской республикой. Хотя Аль-Ахмад описывает фрагменты своей двухнедельной поездки и своих встреч, книга больше преднамеренно полемична.
Аль-Ахмад раскрывает свою основную точку зрения, что Израиль является «государством-опекуном» — велаятом, «образцовым государством, управляемым клерикальными опекунами — меньше, чем пророками, но гораздо больше, чем политиками», как передает переводчик Сэмюэл Трап, в своем полезном и полном введении. Это, отмечает Трап, «провокационное и электризующее» заявление. Еврейское государство может показаться маловероятным для мусульман и, особенно, для Ирана, как пример для подражания, но Аль-Ахмад предполагает, что такая система может применяться одинаково хорошо и, безусловно, предпочтительнее тогдашнего (и теперешнего) состояния дел в арабских государствах и Иране (даже когда современная Исламская Республика утверждает, что опирается на форму велаята).
Перс аль-Ахмад предлагает перспективу «восточного не араба» — на той же стороне разрыва (колониального) Запада / (колонизированного и капиталистически эксплуатируемого) Востока, как арабы, но с другим историческим осознанием и отношением к еврейскому присутствию на Ближнем Востоке. Хотя еще до 1967, он видел, что захват израильских земель является проблематичным, он по-прежнему крайне критично относился к тому, как арабский мир подходит к этому вопросу, и предполагал, например, что само существование Израиля — это в значительной степени единственное, что «привило арабскому сердцу", чувство единения (интересно, что бы они делали, если бы у них больше не было Израиля как общего врага).
Хотя Аль-Ахмад предлагает немного больше, чем краткий обзор эволюции еврейского государства, его взгляд на историческое еврейское присутствие в Палестине и изменение демографии на протяжении многих десятилетий как до так и после создания Государство Израиль, представляют определенный интерес. Последний раздел, написанный в свете событий войны 1967 и описывающий их, значительно острее и критичнее. Он представлен как «письмо друга», на которое Аль-Ахмад отвечает, сообщая "одну-две вещи от себя лично. Глупость и вытягивание бороды — это от меня. Разумная речь — его."
В заключение Аль-Ахмад выступает против «нелепой демагогии» Насера и пр. и утверждает, что:
Единственное решение проблемы — формирование федерального правительства арабов и евреев, называемого Палестина.
Израильская республика — тонкий томик, но текст Аль-Ахмада, поддержанный полезным Введением и примечаниями Сэмюэля Трапа, представляет интересную перспективу. В частности, как уже отмечали некоторые комментаторы, мнение Аль-Ахмада об израильском «государстве-попечителе по-прежнему актуально и в наши дни, поскольку Израиль продолжает бороться с контурами своей политической системы.
| Перевод: +Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий