Типичный жилой блок для иммигрантов в Марселе, Франция. |
2 декабря 2015 г.
Существование "зон отчуждения" (no-go zones) в преимущественно мусульманских районах Европы стало главной темой дискуссий после парижской бойни 13 ноября, в первую очередь из-за многочисленных связей нападавших с преимущественно мусульманским районом Брюсселя Моленбек. Эта дискуссия напомнила мне мой визит 29 января в известные наркоторговлей и преступностью трущобы Марселя (Франция), где обитают 7 тыс. жителей, чтобы ознакомиться с ситуацией из первых рук.
Я приехал в жилой комплекс в неприметном, но узнаваемом автомобиле, принадлежащем городским властям. За рулем был клерк, которому было поручено показать мне окрестности. К сожалению, будучи конторским чиновником и не зная местности, он испугался и сделал резкий разворот с целью уехать, вызвав подозрения и переполох среди местных наркоторговцев.
Внезапно мотоцикл и грузовик объехали нас и заблокировали нам дорогу. Ко мне, сидящему на переднем пассажирском сиденье автомобиля, подошли четверо молодых бандитов и начали угрожать. Городской клерк стал умолять их, рассказывая, что я - приглашенный социолог. Они продолжали угрозы, затем бросили в заднее окно кусок бетона размером с мяч для [американского] футбола. К счастью, никто не пострадал и в конце концов нам удалось уехать. Я предоставил в мэрию аудио, видео и фотографии бандитов и их номерные знаки.
В течение десяти месяцев я молчал об этом инциденте в надежде, что французская судебная система включится в работу. Однако на сегодняшний день никто не задержан, никаких обвинений не подано и, насколько мне известно, никакого реального расследования не проводится.
Этот инцидент был редким исключением из моих 28 других посещений преимущественно мусульманских районов в Австралии, Северной Америке и Западной Европе. Во все эти районы - их называют ZUS (фр.:Zones Urbaines Sensibles, чувствительные городские зоны) - я "заходил" без проблем, путешествуя иногда в одиночку, иногда нет, арендуя анонимный автомобиль в светлое время суток, будучи одетым в обычную западную мужскую одежду, то есть не в форме полицейского, не в рясе священника, не в вызывающей одежде, и без кипы (ермолки) на голове.
Во многих ZUS я выходил из машины и прогуливался пешком, почти везде я снимал фотографии. В некоторых я останавливался и делал покупки, заходил поесть, или посещал мечеть. Я не делал ничего провокационного: не проповедовал, не маршировал в гей-параде, не вербовал в армию и не фотографировал наркоторговцев. Я не был угрозой. Затем я "уходил", также без затруднений. Судя по моим собственным вылазкам, ZUS на самом деле не являются зонами отчуждения для безобидных гражданских лиц. Даже в Марселе, появись я там в обычном арендованном автомобиле, бандиты, скорее всего, приняли бы меня в качестве потенциального покупателя наркотиков.
В противоположность этому, Брайс Де Рюйвер, бывший советник по вопросам безопасности при премьер-министре Бельгии, заявил: "Официально у нас в Брюсселе не существует зон отчуждения, но на самом деле они есть, и они [находятся] в Моленбек." И тем не менее, в январе я ездил и ходил по Моленбек, свободно фотографировал людей на улицах, магазины и все, что привлекало мое внимание, и никто не обращал на меня внимания. Я чувствовал себя в безопасности.
Я приехал в жилой комплекс в неприметном, но узнаваемом автомобиле, принадлежащем городским властям. За рулем был клерк, которому было поручено показать мне окрестности. К сожалению, будучи конторским чиновником и не зная местности, он испугался и сделал резкий разворот с целью уехать, вызвав подозрения и переполох среди местных наркоторговцев.
Внезапно мотоцикл и грузовик объехали нас и заблокировали нам дорогу. Ко мне, сидящему на переднем пассажирском сиденье автомобиля, подошли четверо молодых бандитов и начали угрожать. Городской клерк стал умолять их, рассказывая, что я - приглашенный социолог. Они продолжали угрозы, затем бросили в заднее окно кусок бетона размером с мяч для [американского] футбола. К счастью, никто не пострадал и в конце концов нам удалось уехать. Я предоставил в мэрию аудио, видео и фотографии бандитов и их номерные знаки.
В течение десяти месяцев я молчал об этом инциденте в надежде, что французская судебная система включится в работу. Однако на сегодняшний день никто не задержан, никаких обвинений не подано и, насколько мне известно, никакого реального расследования не проводится.
Этот инцидент был редким исключением из моих 28 других посещений преимущественно мусульманских районов в Австралии, Северной Америке и Западной Европе. Во все эти районы - их называют ZUS (фр.:Zones Urbaines Sensibles, чувствительные городские зоны) - я "заходил" без проблем, путешествуя иногда в одиночку, иногда нет, арендуя анонимный автомобиль в светлое время суток, будучи одетым в обычную западную мужскую одежду, то есть не в форме полицейского, не в рясе священника, не в вызывающей одежде, и без кипы (ермолки) на голове.
Во многих ZUS я выходил из машины и прогуливался пешком, почти везде я снимал фотографии. В некоторых я останавливался и делал покупки, заходил поесть, или посещал мечеть. Я не делал ничего провокационного: не проповедовал, не маршировал в гей-параде, не вербовал в армию и не фотографировал наркоторговцев. Я не был угрозой. Затем я "уходил", также без затруднений. Судя по моим собственным вылазкам, ZUS на самом деле не являются зонами отчуждения для безобидных гражданских лиц. Даже в Марселе, появись я там в обычном арендованном автомобиле, бандиты, скорее всего, приняли бы меня в качестве потенциального покупателя наркотиков.
В противоположность этому, Брайс Де Рюйвер, бывший советник по вопросам безопасности при премьер-министре Бельгии, заявил: "Официально у нас в Брюсселе не существует зон отчуждения, но на самом деле они есть, и они [находятся] в Моленбек." И тем не менее, в январе я ездил и ходил по Моленбек, свободно фотографировал людей на улицах, магазины и все, что привлекало мое внимание, и никто не обращал на меня внимания. Я чувствовал себя в безопасности.
Я снял эту уличную сцену в одном из преимущественно мусульманских районов Брюсселя, когда ходил в одиночку по его окрестностям. |
Перед этим, в ноябре 2014 года, я совершил прогулку по Ринкби, району Стокгольма, пользующемуся плохой репутацией, во второй половине дня, где я не встретил ни одного враждебного взгляда. Однако местный полицейский засвидетельствовал в отношении Ринкби: "Когда мы преследуем автомобиль, он может уйти от погони, заехав в район, куда одинокому патрульному автомобилю нет въезда, потому что там его забросают камнями и даже могут начаться беспорядки. Это - зоны отчуждения. Мы просто не можем туда заходить."
Как примирить эти противоречия? Мой опыт говорит, что гражданские лица-немусульмане, как правило, могут без страха входить в районы с мусульманским большинством. Но с правительственной точки зрения все выглядит по-другому. Пожарные, работники скорой помощи и даже социальные работники повседневно встречаются там с враждебностью и насилием. Например, несколько дней спустя после моего посещения трущоб Марселя его жители стреляли в полицию, занятую приготовлениями к визиту премьер-министра Франции. Таким образом, для полиции эти районы действительно являются зонами отчуждения, то есть местами, куда представители правительства входят только хорошо вооруженными, группами, на короткое время, и с определенной миссией.
Термин зоны отчуждения не является формальным (по-видимому, его происхождение - американский военный жаргон). Словари приписывают ему два значения, соответствующие моим выводам: (1) обычные люди, держащиеся подальше от определенной области вследствие страха, или (2) представители государства, которые заходят туда только в исключительных обстоятельствах. Первое определение не подходит для ZUS, но второе соответствует действительности.
Как примирить эти противоречия? Мой опыт говорит, что гражданские лица-немусульмане, как правило, могут без страха входить в районы с мусульманским большинством. Но с правительственной точки зрения все выглядит по-другому. Пожарные, работники скорой помощи и даже социальные работники повседневно встречаются там с враждебностью и насилием. Например, несколько дней спустя после моего посещения трущоб Марселя его жители стреляли в полицию, занятую приготовлениями к визиту премьер-министра Франции. Таким образом, для полиции эти районы действительно являются зонами отчуждения, то есть местами, куда представители правительства входят только хорошо вооруженными, группами, на короткое время, и с определенной миссией.
Термин зоны отчуждения не является формальным (по-видимому, его происхождение - американский военный жаргон). Словари приписывают ему два значения, соответствующие моим выводам: (1) обычные люди, держащиеся подальше от определенной области вследствие страха, или (2) представители государства, которые заходят туда только в исключительных обстоятельствах. Первое определение не подходит для ZUS, но второе соответствует действительности.
Один из наиболее колоритных магазинов, которые я видел в парижском пригороде Сен-Дени. |
Называть ли Моленбек, Ринкби и трущобы Марселя зонами отчуждения или нет, зависит от желания подчеркнуть определенный аспект: их доступность для рядовых посетителей в обычное время или недоступность для правительственных чиновников в периоды напряженности. Также существуют различные градации отчуждения, и кроме того, в одних районах нападения происходят чаще и являются более жестокими, чем в других. Как ни назови это сложное явление - возможно, частично доступными зонами? - они представляют собой большую опасность.
Поделиться с друзьями:
Перевод: +И.Эйдельнант Перепост: +Elena Lyubchenko |
|
Опубликовано в блоге "Трансляриум" |