Демонстранты выходят на улицы столицы Тегерана 21 сентября во время
акции протеста в пользу Махсы Амини, через несколько дней после ее
смерти в полиции (AFP через Getty Images)
Рахман Бузари, Али Фатолла-Неджад, 26 сентября 2022 г.
16 сентября Тегеран проснулся в состоянии ужаса после того, как в течение 48 часов следил за инцидентом с Махсой (Жиной) Амини, 22-летней иранской курдкой, которая была задержана и до смерти избита так называемой "полицией нравов" за ношение обязательного хиджаба «ненадлежащим образом».
Она оказалась не первой и не последней молодой женщиной, которая умерла в Иране в тюремной камере.
Однако ее убийство, произошедшее после крупных волн кровавых общенациональных протестов за последние пять лет, сбития украинского рейса 752 и казни борца Навида Афкари, стало для иранцев своего рода дежавю.
Замешательство быстро переросло в ярость, подпитываемую накопленным за 43 года пренебрежением исламского режима к желаниям большинства Ирана.
Мужчины и женщины, многие из которых опознаны, вышли на улицы городов в четырех уголках страны, включая Тегеран и родную провинцию Амини Курдистан, сжигая свои хиджабы в знак протеста не только против политики Исламской Республики обязательного ношения хиджабов, но и против женоненавистнического режима гендерного апартеида, который в значительной степени исключил женщин из общественной жизни.
Теперь настала очередь властей выглядеть ошеломленными и изумленными тем, что народное возмущение намного превосходило их собственные силы. Существенную роль здесь сыграло пересечение гендерной и этнической дискриминации. Несмотря на активное участие женщин в революции 1979 года, они стали самой первой группой, которой запретили доступ в общественную сферу постреволюционного Ирана. А курды были среди наиболее жестоко репрессированных, но жизнеспособных этнических групп страны.
Из-за давней традиции сопротивления иранского Курдистана, похороны Амини превратились в демонстрацию, а изгнанные курдские партии стали призывать к тотальной всеобщей забастовке по всей провинции.
Такое пересечение олицетворяет ныне популярный лозунг, зародившийся в Курдистане и быстро распространившийся по стране: «Женщина, жизнь, свобода». Основанный на идее о том, что угнетение женщин было корнем всех других форм угнетения, он указывает на сочетание идеологической, экономической и политической несправедливости, причиненной иранцам за последние четыре десятилетия.
Иранские женщины сопротивлялись своему порабощению с момента создания Исламской Республики. Уже в первый месяц после революции женщины вышли на улицы в знак протеста против политики аятоллы Рухоллы Хомейни принудительного ношения чадры, которая требовала, чтобы иранские женщины закрывали все части своего тела, за исключением лица и рук, на публике, независимо от религии и национальности.
В своем выступлении накануне Международного женского дня Хомейни назвал непокрытых женщин «голыми» и объявил, что те, кто хочет идти на работу, должны носить хиджаб. Известный лозунг его сторонников ясно дал понять, как будет выполняться его указ: «Ya rosary, ya toosari» («Прикрой голову, не то получишь по голове»).
Хомейни также отменил Закон о защите семьи, принятый в 1975 году, который отменял внесудебный развод, ограничивал многоженство (когда мужчина имеет более одной жены) и предоставлял женщинам право опеки над детьми.
Исламская Республика не только обязала всех женщин по всей стране носить хиджаб, но и ограничила их социальную свободу. Женщины не могут путешествовать, работать или учиться в колледже без разрешения мужа. Они не могут служить судьями, а их показания имеют половину ценности показаний мужчин. «Культурная революция», повлекшая за собой исламизацию всех университетов и массовые чистки профессоров, также означает исключение женщин из некоторых областей обучения. Однако социальный резонанс был огромным.
Непокрытые женщины, которые боролись против деспотизма шаха бок о бок со своими коллегами-революционерами в чадрах (наравне с мужчинами), чувствовали себя отброшенными, но не отступали. 8 марта 1979 года они прошли маршем по знаменитой улице Энгелаб (Революции) в Тегеране, протестуя против растущих посягательств на права женщин. Протесты продолжались неделю — у Тегеранского университета и перед зданием Министерства юстиции, Министерства иностранных дел и Национального иранского радио и телевидения.
Кейт Миллет, американская писательница-феминистка, которую в 1979 году группа иранских активисток пригласила в Иран на празднование Международного женского дня, подробно описала шесть дней женских протестов. «Мы боремся не только против чадры, но и за нечто большее», — сказала Миллетт, иранская женщина, принимавшая участие в протестах.
«Они начинают с чадры, а через несколько месяцев скажут, что женщинам вообще нельзя выходить из дома и работать. Мы не будем этого ждать. Мы будем с этим бороться. Потому что это моя страна, я люблю ее, я просто хочу остаться здесь и не хочу никуда уезжать. Я здесь родилась, здесь я и умру».
Миллет была ошеломлена. «Ни дома, ни где-либо еще на Западе я никогда не слышала, чтобы феминистки говорили о смерти за свое дело», — написала она.
В 1994 году, известный иранский академический и политический деятель Хома Дараби принесла себя в жертву на площади в Тегеране в знак протеста против бедственного положения женщин в своей стране.
Миллет не было там, чтобы стать свидетелем того, как иранская феминистка умирает за правое дело, и не было социальных сетей, чтобы зафиксировать эту фатальную политическую акцию.
Дараби уволили с должности в Тегеранском университете за несоблюдение правил ношения хиджаба, а 21 февраля она сняла чадру, облила себя бензином и подожгла. Через день она скончалась от тяжелых ожогов в больнице Тегерана.
В 2017 году, спустя почти 40 лет после начала революции, молодая женщина стояла на мусорном баке на улице Энгелаб, привязав свой белый платок к палке и размахивая им, как флагом. Она стала символом движения под названием «Девушки с улицы Энгелаб» — той самой улицы, по которой женщины ходили в первые дни Революции, вопреки своему подчинению шариату.
Таким образом, общественное пространство стало полем битвы для обычных иранских женщин, которые постоянно подвергаются преследованиям со стороны государства просто за то, что они женщины.
Исламская Республика Иран, в сравнении с которой правительство талибов, правящее в соседнем Афганистане, представляет собой лишь более примитивную форму, не сдвинулась и не сдвинется с места в вопросе о хиджабах, который она считает одним из своих основополагающих принципов.
Власти прекрасно понимают, что любое отступление на этом фронте было бы смертельным ударом для самого их существования. Вот почему нынешние общенациональные протесты следует понимать как выход за рамки обязательного ношения хиджаба. Их сфера действия распространяется на всю Исламскую Республику. Этот режим, который возник, наказывая женские тела и регулируя их внешний вид, теперь сталкивается со своей кончиной от женщин, бросающих вызов его идеологическому зданию.
Призрак краха режима уже отражается в лицах его самых верных лакеев и пиарщиков, которые вдруг замолчали в соцсетях. Даже те, кто до недавнего времени молчал о зверствах режима, включая знаменитостей, оправдывавших Исламскую Республику, теперь выглядят как крысы, бегущие с тонущего корабля.
История разворачивается перед нами. Четыре с лишним десятилетия дискриминации, порабощения и репрессий привели к этому восстанию отверженных — от женщин и студентов до рабочих и городской бедноты. Женщины Ирана кристаллизуют это отвержение и вдохновляют широкое сопротивление ему.
Смерть Амини воодушевила иранцев так, как никогда раньше. Эпитафия на ее надгробии, написанная на курдском языке, указывает на историю: «Ты бессмертна. Твое имя превратится в символ».
Да будет это символом освобождения иранских женщин и нации, которые неразрывно связаны между собой.
Рахман Бузари — независимый журналист, ранее работавший в Shargh, ведущей реформистской ежедневной газете Ирана.
Али Фатолла-Неджад — немецкий политолог иранского происхождения.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий