РОНЕН БЕРГМАН, 05 марта 2018 г
Ронен Бергман — израильский журналист-расследователь и писатель. Это глава из его недавно опубликованной книги «Встань и убей первым: тайная история точечных убийств Израиля».
В мае 2003, заместитель главы Моссада представил совершенно секретный план высшему руководству израильской разведки, группе самых решительных спецслужб в мире. План, ставший результатом интенсивной четырехмесячной работы, был сверхсекретной стратегией, направленной на то, чтобы не дать Ирану получить ядерное оружие.
На этой неделе, поскольку премьер-министр Израиля, Биньямин Нетаньяху, разрабатывает с президентом США Дональдом Трампом план против иранского ядерного соглашения, которое оба они определяют, как ничто иное, как путь к бомбе, стоит вспомнить этот эпизод, чтобы понять, что израильские гении разведки думают об этой проблеме, и почему они склонны рассматривать это совершенно иначе, чем их политические боссы.
Рассказ продолжается ниже:
«Исходное предположение заключается в том, что технологически развитое государство с такими богатыми ресурсами, как Иран, стремящееся к разработке атомной бомбы, в конце концов, добьется успеха», — начал Тамир Пардо, правая рука легендарного директора Моссада в то время, Меира Дагана. «Другими словами, немедленная остановка проекта может стать результатом изменения сознания или изменения идентичности политического эшелона в Иране».
В комнате послышались какие-то вздохи и бормотания, но Пардо продолжал. «В этой ситуации у Израиля есть три варианта. Один — завоевать Иран. Второй — добиться изменения режима в Иране. Третий — убедить нынешний политический эшелон в том, что цена, которую он заплатит за продолжение ядерного проекта, будет больше, чем то, что они могут получить, остановив его».
Поскольку первый и второй варианты были нереалистичными, оставался только третий вариант — предпринять открытые и тайные действия, которые оказали бы такое давление на аятолл, что они бы просто решили отказаться. «А пока они будут приходить к заключению, что им не стоит этим заниматься», — резюмировал Даган, «мы должны использовать ряд средств, чтобы вновь и вновь мешать им создавать бомбу, так, чтобы в решающий момент у них еще не было бы этого оружия».
Даган одобрил план Пардо и превратил его в смелый пяти-целевой подход: тяжелое международное дипломатическое давление, экономические санкции, поддержка иранских меньшинств и оппозиционных групп, чтобы помочь им свергнуть режим, срывы поставок партий оборудования и сырья для ядерной программы и, наконец, операции под прикрытием, включая повреждение оборудования и точечные ликвидации ключевых фигур этой программы.
Масштабы этой работы, особенно, ее скрытых элементов, в том числе, ликвидации иранских ученых, и поразительный успех, который был получен, никогда не был раскрыт раньше. Впервые, на основе интервью с высокопоставленными израильскими, американскими, британскими, немецкими и французскими источниками, стало возможным внимательно проанализировать самую большую разведывательную, политическую и дипломатическую операцию, которая когда-либо проводилась, чтобы остановить проект страны по разработке оружия массового поражения.
Одним из результатов этой операции явилось окончательное принятие Ираном ограничений на его ядерную программу, изложенную в сделке 2015 с коалицией под руководством США из пяти постоянных членов Совета Безопасности и Германии, известной как P5 + 1. Идея этого комплексного шага — «серии точечных операций, направленных на изменение реальности», по словам Дагана, заключалась в том, чтобы как можно дольше задержать проект, чтобы до того, как Иран мог создать атомную бомбу, либо санкции вызвали бы серьезный экономический кризис, который заставил бы лидеров Ирана отказаться от проекта, либо оппозиционные партии оказались бы достаточно сильны, чтобы свергнуть правительство.
В поддержку этих усилий было установлено четырехстороннее сотрудничество между ЦРУ, АНБ, Моссадом и израильским Агентством военной разведки АМАН в рамках пакта о сотрудничестве между соответствующими лидерами двух стран в то время, — американским президентом Джордж У. Бушем и премьер-министром Израиля, Эхудом Ольмертом, который включал раскрытие источников информации и методов («тотальный общий стриптиз», по словам одного из помощников премьера). Это была совершенно необычная сделка в разведывательных отношениях между странами, даже среди тех, кто поддерживал тесные связи друг с другом.
Американские разведывательные службы и Департамент казначейства вместе с подразделением "Копье Моссада" (Цильцаль), которое специализируется на экономической войне, начали всеобъемлющую кампанию экономических мер по ослаблению иранского ядерного проекта. Обе страны приступили также к попытке определить иранские закупки оборудования для этого проекта, в частности, предметов, которые Иран не мог изготовить, и прервать доставку грузов до места назначения. Это продолжалось годами, через администрацию Буша до администрации Барака Обамы.
Но иранцы оказались упорными. В июне 2009 года, Моссад вместе с американской и французской разведкой обнаружил, что они построили еще один секретный объект по обогащению урана, который они скрыли под горой возле Кума. Три месяца спустя, президент Обама выступил с резким заявлением, разоблачающим и осуждающим скрытый завод по обогащению, и экономические санкции еще больше ужесточились.
Скрытые, совместные диверсионные операции позволили добиться целого ряда сбоев в работе иранского оборудования, поставленного для ядерного проекта: компьютеры переставали работать, трансформаторы сгорали, центрифуги просто не работали должным образом. В крупнейшей и наиболее важной совместной операции американцев и израильтян против Ирана, получившей название «Олимпийские игры», компьютерные вирусы, один из которых стал известен как Stuxnet, причинили серьезное повреждение механизму ядерного проекта по обогащению урана.
Последний компонент плана Дагана — точечные убийства ученых, был реализован Моссадом на свой страх и риск, поскольку Даган, согласно нескольким источникам, в том числе, некоторым высокопоставленным чиновникам в ЦРУ, знал, что Соединенные Штаты не согласятся принимать в этом участие.
Моссад составил список из 15 ключевых исследователей в качестве целей для устранения.
***
14 января 2007, д-р Ардешир Хоссейнпур, 44-летний ученый-ядерщик, работавший на Исфаханском урановом заводе, умер при загадочных обстоятельствах. В официальном объявлении о его смерти отмечалось, что он умер от удушья в результате «утечки газа», но иранская разведка была убеждена, что он стал жертвой израильтян.
12 января 2010 года, в 8:10 утра, Масуд Алимохаммади покинул свой дом в богатом районе Северного Тегерана и направился к своей машине. В 1992 году, Технологический университет Шарифа удостоил его докторской степени в области физики элементарных частиц, и он стал там старшим преподавателем. Позже он присоединился к ядерному проекту, где был одним из ведущих ученых. Когда он открыл дверцу своего автомобиля, взорвался заминированный мотоцикл, который был припаркован рядом и убил его.
29 ноября 2010 года, два мотоциклиста взорвали автомобили двух видных фигур в иранском ядерном проекте, присоединив к ним магнитные мины и быстро исчезнув.
Д-р Маджид Шахрияри был убит взрывом в своем Peugeot 206. Ферейдун Абази-Давани с женой, также бывшей в машине, сумели выскочить из своего Peugeot 206, прежде чем он взорвался недалеко от Университета им. Шахида Бехешти.
Иранцы быстро поняли, что кто-то убивает их ученых, и начали их тщательно охранять, особенно начальника группы вооружений, Мохсена Фахризаде, который считался мозгом проекта. Иранцы поставили автомобили, полные полицейских, вокруг домов этих ученых, превратив их жизнь в кошмар и ввергнув их и их семьи в глубокую тревогу.
Также оказал дополнительный эффект ряд успешных операций, которые Израиль не инициировал, но которые оказались в его интересах. Иран начал опасаться, что Израиль проник в их ряды и стал прилагать огромные усилия для обнаружения утечек в попытках защитить свой персонал от Моссада. Иранцы также стали параноиками относительно возможности того, что все оборудование и материалы, которые они приобретали на черном рынке для своего ядерного проекта за очень большие деньги, были заражены, и снова и снова рассматривали и пересматривали каждый предмет. Это значительно замедлило прогресс в осуществлении ядерного проекта в целом.
***
Однако к концу 2010 года, стало очевидно, что, хотя кампания точечных ликвидаций, наряду с экономическими санкциями и компьютерными диверсиями, замедлила иранскую ядерную программу, этого было недостаточно. Программа «достигла уровня, намного превышающего то, на что я надеялся», — сказал министр обороны Эхуд Барак. Он и преемник Ольмерта, премьер-министр Нетаньяху, пришли к выводу, что Иран приближается к моменту, когда объекты проекта уже не поддадутся разрушению, и согласились, что Израиль должен действовать, чтобы уничтожить объекты до этого.
Они приказали израильским силам обороны и вооруженной разведке подготовиться к огромной операции — тотальному воздушному нападению на самое сердце Ирана.
Около $2 миллиардов долларов было потрачено на подготовку к нападению и на то, что, как думали израильтяне, произойдет на следующий день после нее — контратака либо иранских боевых самолетов и ракет, либо его представителя в Ливане, Хезболлы. Последняя могла использовать либо 50 000 ракет, которыми она запаслась (к 2018 израильская разведка подсчитала, что их число увеличилось до 100 000 единиц), либо — активизировать свои террористические ячейки за рубежом с помощью иранской разведки для нанесения ударов по израильским или еврейским объектам. Так было в 1992 и 1994, когда она отреагировала на израильские нападения в Ливане, взорвав израильское посольство в Буэнос-Айресе и еврейский общинный центр AMIA в этом городе с огромным количеством жертв в обоих нападениях.
Даган, среди прочих, считал, что план сумасшедший. Он рассматривал это как циничный шаг двух политиков, которые хотели использовать широко распространенную общественную поддержку, которую нападение предоставило бы им на следующих выборах, а не исходя из национальных интересов. «Биби разработал технику, суть которой заключалась в том, чтобы передавать сообщение за короткое время. Он достиг в этом замечательного уровня мастерства и контроля. Но он является также худшим менеджером, какого я знаю. У него есть определенная черта, похожая на Эхуда Барака: каждый из них воображает, что он самый великий гений в мире. Нетаньяху — единственный премьер-министр [в истории страны], который оказался в ситуации, когда все оборонное ведомство не могло принять его позицию».
«Я знал много премьер-министров», — говорил Даган. «Ни один из них не был святым, поверьте мне, но все они имели одну общую черту: когда они достигали точки, в которой личные интересы сталкивались с национальными, национальные — побеждали и всегда выигрывали. Даже речи не было. Только об этих двоих я не могу этого сказать. Это Биби и Эхуд».
Вражда между Даганом и Нетаньяху достигла точки кипения в сентябре 2010 года. Даган утверждал, что Нетаньяху воспользовался встречей, предположительно, по вопросу ХАМАСа, с ним, главой ШАБАКа и начальником штаба, чтобы незаконно распорядиться о подготовке к нападению: «Когда мы выходили из комнаты, он сказал: «Один момент, директор Моссада и начальник штаба. Я решил разместить ЦАХАЛ и вас в «O плюс 30»».
«О плюс 30» было сокращением для «30 дней с момента операции», что означало, что Нетаньяху называет полномасштабную атаку на Иран «операцией», а не более подходящим термином «акт войны». Для войн было необходимо голосование в кабинете министров, а "операцию" премьер-министры могли просто заказывать.
Даган был ошеломлен таким безрассудством: «Применение [военного] насилия будет иметь невыносимые последствия. Рабочее предположение, что можно полностью остановить иранский ядерный проект путем военного наступления, неверно... Если бы Израиль подвергся нападению, [Верховный лидер Ирана] Хаменеи поблагодарил бы Аллаха. Он объединит иранский народ по этому проекту и позволит Хаменеи сказать, что он должен создать атомную бомбу для защиты Ирана от израильской агрессии».
Даже простой акт того, что израильские силы подняты для нападения, может привести к неумолимому вступлению в войну, утверждал Даган, поскольку сирийцы и иранцы будут видеть мобилизацию и смогут предпринять превентивные действия.
У Барака была другая версия этого спора, он сказал, что он и премьер-министр изучали возможность совершить нападения, но это вряд ли имеет значение. Распад отношений между Даганом и Нетаньяху был непоправим. Даган управлял «Моссадом» в течение восьми лет — дольше, чем кто-либо в истории, кроме Исера Хареля. Он воссоздал его по своему образу, возродил умирающее и робкое агентство и восстановил его историческую славу, которой оно пользуется десятилетиями.
Ничего из этого не имело значения. В сентябре 2010 года, Нетаньяху сказал Дагану, что его назначение не будет возобновлено.
А, возможно, Даган и сам ушел. «Я сам решил, что достаточно», — сказал он. «Я хочу делать другие вещи. А также, правда и то, что меня от него тошнило».
***
Иранская разведка была убеждена, что всего через несколько месяцев после того, как Пардо сменит Дагана на посту директора, он возобновит политику точечных ликвидаций, проводившуюся его предшественником.
В июле 2011, какой-то мотоциклист следовал за Дарьюхом Резайнеджадом, доктором ядерной физики и старшим научным сотрудником Исламской организации по атомной энергии Ирана, пока не достиг места, близкого к лагерю Имама Али, одной из наиболее укрепленных баз Революционной гвардии, которая включала область экспериментального обогащения урана. Байкер достал пистолет и убил Резайнеджада.
Такие точечные ликвидации были эффективными. Информация, попадающая в Моссад, показала, что они вызывали «белое дезертирство», означая, что иранские ученые были так напуганы, что многие просили перевести их на гражданские проекты. «Есть предел способности организации принуждать ученого работать над проектом, когда он этого не хочет», — сказал Даган.
Для очевидного намерения усилить опасения ученых, следующая избранная цель не обязательно должна была быть очень высокопоставленной в ядерной программе, но ее устранение вызвало бы еще больше страха среди наибольшего числа их коллег.
12 января 2012 года, Мостафа Ахмади-Рошан, инженер-химик завода по обогащению урана в Натанце, ушел из дома, направляясь в лабораторию в центре Тегерана. Несколькими месяцами ранее в средствах массовой информации по всему миру появилась его фотография, сопровождающего иранского президента Махмуда Ахмадинежада в связи с его посещением ядерных установок. И снова мотоциклист подъехал к его машине и прикрепил магнитную бомбу, которая убила его на месте. Его жена, сидевшая рядом с ним, не пострадала, но все видела и рассказала своим коллегам, в ужасе от того, что произошло.
Убийство ученых, независимо от того, над чем они работают, является нарушением американского закона, и Соединенные Штаты никогда не знали и не хотели знать об этих действиях. Израильтяне никогда не говорили американцам о своих планах, «не подмигивали и не улыбались», — сказал Майкл Хайден из ЦРУ. Тем не менее, узнав об этом уже после случившегося, Хайден уже не сомневался в том, какая мера, предпринятая для прекращения иранского ядерного проекта, была наиболее эффективной: «Это было, как, если бы кто-то убивал их ученых».
На первом заседании своего Совета национальной безопасности в 2009 году, президент Обама спросил директора ЦРУ, сколько в Иране расщепляющегося материала хранится в Натанце.
Хайден ответил: «Господин Президент, я действительно знаю ответ на этот вопрос, и я его дам Вам через минуту. Но могу ли я дать вам другой способ взглянуть на это? Это неважно. В Натанце нет ни электрона, ни нейтрона, который может когда-либо появятся в ядерном оружии. То, что они строят в Натанце — это знание. То, что они строят в Натанце — это уверенность. Потом они возьмут это знание и эту уверенность и отправятся куда-нибудь, чтобы обогатить уран. Знание, господин Президент, хранится в мозгах ученых».
Хайден показал мне совершенно ясно, что «эта программа не имеет никакого отношения к американцам. Это незаконно, и мы [ЦРУ] никогда не рекомендовали бы ее и не поддерживали бы такое дело. Однако мое широкое суждение как разведчика заключается в том, что смерть этих людей оказала бы большое влияние на их ядерную программу».
Хайден подразумевал, что убийства имели три эффекта: потерю ноу-хау, которое было в мозгах погибших людей; значительные задержки в программе, вызванные необходимостью активизировать меры по предотвращению проникновения западной разведки, и отказ от программы опытных экспертов из опасения, что их может постигнуть такая же судьба.
***
Режим аятолл в Тегеране хотел бы, чтобы атомная бомба сделала Иран региональной державой и обеспечила бы ему постоянное влияние в стране. Вместо этого, израильские и американские действия, в частности, израильские точечные ликвидации и заражения вирусами в операции «Олимпийские игры» значительно замедлили продвижение программы. Кроме того, международные санкции ввергли Иран в тяжелый экономический кризис, который угрожал полностью разрушить режим.
Эти санкции, особенно те, что были введены администрацией Обамы (включая отделение Ирана от международной системы денежных переводов SWIFT), были настолько острыми, что в августе 2012 года, руководитель «Копья» предположил, что, если он сможет убедить Соединенные Штаты предпринять еще несколько экономических мер, иранская экономика обанкротится к концу года. «И такая ситуация снова выведет массы на улицы и, скорее всего, приведет к свержению режима», — сказал он.
Это не остановило Нетаньяху от подготовки к открытому военному нападению на Иран. Не совсем ясно, действительно ли он намеревался выполнить свой план. Министр обороны Барак утверждал: «Если бы это зависело от меня, Израиль бы напал», но есть высокопоставленные чиновники, которые считали, что Нетаньяху, за которым было последнее слово, хотел, чтобы Обама думал, что он намеревается напасть, чтобы привести его к выводу о том, что Америка неизбежно втянется в войну в любом случае, поэтому было бы лучше, если бы Соединенные Штаты сами предприняли нападение, прежде всего, чтобы контролировать время.
Администрация Обамы опасалась, что израильское нападение приведет к падению цен на нефть, и что на Ближнем Востоке возникнет хаос, который причинит ущерб шансам президента на переизбрание в ноябре 2012 года. Администрация также предполагала, что Израиль, скорее всего, нападет в ближайшее время и со страхом следила за каждым шагом Израиля, даже обычные маневры армейской бригады становились источником опасений, что нападение Израиля на Иран неизбежно.
В январе, сенатор Диана Файнстейн (демократ от Калифорнии) встретилась с директором Моссада, Пардо, в ее офисе в Сенате, требуя объяснить причину дислокации 35-ой израильской бригады, поскольку она, по-видимому, была проинформирована разведкой США. Пардо ничего не знал о рутинных маневрах, но позже он предупредил Нетаньяху, что дальнейшее давление на Соединенные Штаты приведет к драматическим мерам, и, вероятно, не тем, на которые надеялся Нетаньяху. Сам Пардо считал, что еще два года экономического и политического давления, вероятно, заставят Иран сдаться на благоприятных условиях и полностью отказаться от своего ядерного проекта.
Но Нетаньяху отказался его слушать, поручив Пардо продолжать агрессивные действия против Ирана, а ЦАХАЛу — продолжать подготовку к нападению.
В декабре, Обама, опасаясь действий Израиля, согласился с предложением Ирана провести секретные переговоры в столице Омана, Маскате. «Американцы никогда не рассказывали нам об этих переговорах, но они сделали все, чтобы мы о них узнали, и убедились, что мы о них знаем», — сказал офицер разведки Моссада, который обнаружил собрание в Маскате. Диана Файнстейн рекомендовала Пардо, чтобы он немедленно прекратил все агрессивные операции в Иране. «Мы не должны делать этого, когда идет политический процесс», — сказала она. Пардо согласился с ней и попросил разрешения Нетаньяху прекратить всю насильственную кампанию, пока переговоры продолжаются.
Разумно предположить, что, если бы переговоры начались на два года позже, то Иран пришел бы к ним в значительно более слабом состоянии, но даже сделка, которая, в конечном итоге, была заключена, была капитуляцией Ирана по ряду требований, которые аятоллы отвергали годами. Иран согласился полностью ликвидировать ядерный проект, и в течение многих лет в будущем подвергаться строгим ограничениям и надзору.
Для Дагана соглашение ознаменовало двойной триумф: его стратегия пяти фронтов против Ирана достигла многих целей. В то же время Нетаньяху понял, что начинать атаку, в то время как переговоры с Ираном продолжаются, было бы невыносимой пощечиной американцам. Он снова и снова откладывал нападение, и когда было подписано окончательное соглашение, он полностью отменил его, по крайней мере, на ближайшее будущее.
Однако Даган не был удовлетворен. Он был огорчен и разочарован тем, что Нетаньяху указал ему на дверь, и не собирался оставлять это просто так. В январе 2011 года, в последний день своего пребывания в должности, он пригласил группу журналистов, включая меня, в штаб-квартиру Моссада, что было беспрецедентным шагом, и к нашему удивлению, яростно набросился на премьер-министра и министра обороны. После его выступления, главный военный цензор, женщина в звании бригадного генерала, встала и объявила, что все, что Даган сказал об израильских планах напасть на Иран, строго засекречено и не может быть опубликовано в средствах массовой информации.
Когда он увидел, что военная цензура запретила публикацию его замечаний, Даган просто повторил их на конференции в Тель-Авивском университете в июне, перед сотнями участников, зная, что человек его ранга не будет преследоваться по суду.
Критика Дагана в отношении Нетаньяху была резкой и личной, возникшей из-за глубокого изменения отношений, которое Даган пережил в последние годы в качестве директора Моссада, что имело гораздо большее значение, чем его жестокая борьба с премьер-министром по поводу иранского ядерного проекта.
Даган вместе с Шароном и большинством их коллег из оборонного ведомства и разведки Израиля, в течение многих лет считали, что сила может решить все, что правильный способ противостоять израильско-арабскому спору — это «отделить арабов от их головы». Но это было общее и опасное заблуждение.
На протяжении всей последующей истории, Моссад, AMAN и ШАБАК, — возможно, лучшая разведывательная группа в мире, предоставляли израильским лидерам оперативные ответы на каждую возникшую проблему, которую им предлагалось разрешить. Но большой успех израильской разведки способствовал иллюзии среди большинства лидеров страны, что тайные операции могут быть не просто тактическим, а стратегическим инструментом, что они могут быть использованы вместо реальной дипломатии для прекращения географических, этнических, религиозных и национальных споров, в которых Израиль погряз.
Из-за феноменальных успехов тайных операций Израиля на этом этапе своей истории большинство его лидеров подняли и освятили тактический метод борьбы с террором и экзистенциальными угрозами за счет истинного видения, государственности и подлинного желания достичь политического решение, необходимого для достижения мира.
В конце своей жизни Даган, как и Шарон, понял это. Он пришел к выводу, что только политическое решение с палестинцами — решение двух государств, может положить конец 150-летнему конфликту, и что результатом политики Нетаньяху станет двунациональное государство с паритетом между арабами и евреями и сопутствующей опасностью постоянных репрессий и внутренних беспорядков, что заменит сионистскую мечту о демократическом еврейском государстве с широким еврейским большинством.
Он опасался, что призывы к экономическому и культурному бойкоту Израиля из-за оккупации станут горькой реальностью, «точно так же, как бойкот, который был применен к Южной Африке», и был даже больше обеспокоен внутренним раскладом в Израиле и угрозой для демократии и гражданских прав.
На митинге в центральном Тель-Авиве перед выборами в марте 2015 года, призывая к тому, чтобы избиратели голосовали против Нетаньяху, он обратился к премьер-министру: «Как вы можете быть ответственны за нашу судьбу, если вы так напуганы взятием на себя ответственности?» Были времена, когда слова генералов воспринимались большинством израильтян как священные. Но их кампании против Нетаньяху до сих пор не могут его свергнуть, и некоторые говорят, что они даже укрепили его.
В последние десятилетия, Израиль претерпел кардинальные изменения. Сила старой элиты, включая генералов, и их влияние на общественность ослабла. Стала господствовать новая элита — евреи из арабских земель, ортодоксы, правые. «Я думал, что смогу привести к изменениям, убедить», — печально сказал мне Даган в последнем телефонном разговоре, который у нас с ним был за несколько недель до его смерти, в середине марта 2016. «Я был удивлен и разочарован».
Разрыв между боевыми генералами, у которых когда-то был «нож в зубах», как говорил Шарон о Дагане, но которые позже поняли пределы силы, и большинством израильского народа, является печальной реальностью, в которой закончился жизненный путь Дагана.
| Перевод: Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий