"КАМЕННЫЙ ВЕК ЗАКОНЧИЛСЯ НЕ ПОТОМУ, ЧТО ЗАКОНЧИЛИСЬ КАМНИ" (c)

The New York Times об одном из двух грозных заболеваний Ближнего Востока

Свободная Сирийская Армия сражается в Дамаске,
февраль 2013 г. (Горан Томашевич / Reuters)
Дэвид Френч  (DAVID FRENCH )

Патологиям региона никогда не может быть поставлен точный диагноз, если недооценивать роль ислама. 




На этой неделе New York Times - с большой помпой - посвятил номер журнала истории о том, "как разделился арабский мир"- под многообещающим названием "Расколотые земли".

Журнал предлагает "снимок" региона в условиях кризиса, но не объяснение его распада. Любое рассмотрение арабской разобщенности, которое сосредотачивается - как это делает The Times - на событиях войны в Ираке и "Арабской весны", абсурдно суживает вопрос, ответ на который на протяжении более чем тысячи лет зависит от конкурирующих (а иногда и дополняющих друг друга) религиозных, племенных и политических сил. Другими словами, результат немного страдает от "аберрации новизны" - искушения чрезмерно использовать недавний опыт для объяснения современных тенденций. Но это, конечно, важно прочесть. Это кропотливое, информативное исследование жизни активистов, бывших боевиков, мигрантов и солдат из Ливии, Египта, Сирии, Ирака и Курдистана.

А в их историях каждый видит все признаки одной из двух страшных болезней Ближнего Востока - трайбализма. Читать их - чудесно написано, кстати - значит разбираться в экстраординарных сложностях отношений между всеми конкурирующими фракциями с их меняющимися привязанностями. Внешнему миру курды видятся единым целым, но в действительности они разделены на фракции. Лояльность сирийских ополченцев в гражданской войне переменчива от фракции к фракции. Египтяне - несмотря на проживание в стране, возможно, с самой сильной национальной идентичностью в мусульманском Среднем Востоке - разрываются между силовиками и исламскими фундаменталистами.

Вот появляется ISIS, но даже его боевики заняты, главным образом, сведением местных счетов, либо добыванием красивой зарплаты. Действительно, есть соблазн просто отвергнуть весь регион. Где здесь Хорошие Парни? Где найти возможность для хотя бы даже не счастливого конца, но просто сколько ни будь прочного мира?

Автор, Скотт Андерсон, выдвигает на первый план тот аргумент, что прочный мир может последовать только за размежеванием вдоль племенных, сектантских или этнических границ, но он достаточно проницателен (и опытен), чтобы знать, что там просто не существует легких путей к стабильности. И не только из-за трайбализма.

Существует вторая болезнь, которая досаждает Ближнему Востоку, и она присутствует (в основном на полях) в истории Андерсона. Это болезнь, которая не позволяет нам умыть руки и предоставить региону самому решать свои проблемы. Конкурентом трайбализма является универсалистский, агрессивный, джихадистский ислам. Андерсон цитирует молодого сирийца, который заявляет, что "ИГИЛ не просто организация, это идея". Да, это действительно так. Это идея с древними корнями в исламской вере, и это идея, которая не только когда-то покорила Ближний Восток и обширные участки Африки и Азии, но и почти завоевала Европу.

На моем собственном опыте я обнаружил, что в нашем стремлении к "ответу" на кризис на Ближнем Востоке различные внешнеполитические фракции сосредотачиваются на одной болезни за счет другой. Анти-интервенционисты смотрят на ядовитые миазмы трайбализма и говорят: 
"У нас нет там никакого бизнеса. Они никогда не достигали единства. Они никогда не стремились достичь единства. Американские солдаты никогда не должны умирать за сведение местных счетов". 
Но акцент на трайбализм затемняет реальность универсализма и невозможность освобождения от конфликта с движением, которое намеревается проникнуть в каждый уголок земного шара. К тому же, акцент на борьбу с джихадистами имеет тенденцию затемнять реальность того, что джихадисты - это часто просто замаскированные племенные воины - мужчины, которые подписались на "халифат" в действительности для того, чтобы урегулировать свои местные счеты. и что постоянный трайбализм делает универсальные решения общей проблемы в лучшем случае не очевидными.

Когда вы уничтожите последнюю армию джихадистов, что вы предложите взамен?

Мы знаем - в области "демократии и верховенстве закона" ответа нет (и быть не может) . Кроме того, трайбализм имеет тенденцию следовать за джихадом. В результате мы имеем ряд неприемлемых вариантов. Джихад означает беспощадную, агрессивную войну и неизбежный конфликт не только с соседями, но часто с великими мировыми державами. Трайбализм привносит не только свой собственный бренд постоянных конфликтов, но и раскалывает нации на географические суб-государства, которые, как правило, ни экономически, ни политически не жизнеспособны - особенно в условиях конкурентной глобальной экономики.

Арабские силовики попытались вытеснить трайбализм и джихад культом великого лидера, но этот эксперимент также приносит свой собственный бренд нестабильности, репрессии, и - часто - хаос. Андерсон отмечает, что его поездки напоминали ему "о том, как ужасно тонка ткань цивилизации, о бдительности, необходимой для её защиты, и о той медленной и кропотливой работе, которая требуется для её починки, если она порвется". Он абсолютно прав, и на Ближнем Востоке эта "медленная и кропотливая" работа становится все трудней - при почти полном отсутствии какой-либо осмысленной модели или недавней истории функционального самоуправления. В конце концов, столь проклинаемые европейские колониальные державы не подменяли местные органы власти, в отличие от так же осуждаемой Османской империи - империи, которая имела свою жестокую историю угнетения и завоевания.

Всякий раз, когда кто-то говорит о Ближнем Востоке, аудитория требует "решения". Но "решения" не могут прийти из Соединенных Штатов. Они, конечно, не придут и из Европы. И если речь идет о каком-либо руководстве, оно не придет даже от людей с Ближнего Востока. Другими словами, решения не будет вообще. Но могут быть временные передышки. Могут быть периоды относительного спокойствия. И всегда есть необходимость самозащиты. Посвятив этой теме весь выпуск своего журнала, The New York оказал своим читателям услугу. Они получают представление - но только мельком - о человеческой трагедии. И они получают возможность взглянуть на многослойные сложности, погребенные внутри каждого племенного, национального и регионального конфликта. Но журнал во многом приуменьшает историческое и нынешнее влияние ислама - в частности, наиболее злостного, джихадистского штамма ислама. Картина, нарисованная Times, действительно страшна. К сожалению, однако, она недостаточно страшна, чтобы показать всю правду.

Дэвид Френч, французский адвокат и штатный сотрудник National Review.

Перевод: +Aleksey Peshekhonov 

Опубликовано в блоге "Трансляриум"

Поделиться с друзьями: