"КАМЕННЫЙ ВЕК ЗАКОНЧИЛСЯ НЕ ПОТОМУ, ЧТО ЗАКОНЧИЛИСЬ КАМНИ" (c)

Спасает ли Украина Запад?

Неожиданное наследие сопротивления

Тод Линдберг, июль/август 2022 г.

В анализах комментаторов и политических аналитиков такие важные события, как вторжение России в Украину, часто усиливают убеждения и директивы, которых они придерживались ранее.
Другими словами, «я поддерживаю политику X, и вторжение России в Украину только усиливает необходимость принятия политики X».

Я помню, как использовал этот прием, когда речь шла о расширении НАТО и значении событий 11 сентября. Я тогда утверждал, что неопределенность мира после 11 сентября сделала еще более насущным доводы в пользу принятия в НАТО новых членов.

Может быть и так, а, скорее всего, нет. Тогда я рассматривал расширение НАТО как необходимое условие стабильности в Центральной и Восточной Европе и достойное выражение общих политических ценностей как нынешних членов, так и тех, кто стремился присоединиться. Я все еще придерживаюсь этого мнения, хотя в этом отношении события 11 сентября не имеют большого значения.

Я начинаю с этого, потому что вторжение России в Украину вызвало подобную же реакцию. Если вы были за членство Украины в НАТО до 24 февраля, то сейчас, вероятно, вы его поддерживаете его еще больше. Если до 24.02.22 вы считали, что Россия Владимира Путина представляет угрозу для своих соседей, включая нынешних членов НАТО, таких как прибалтийские государства Эстония, Латвия и Литва, то это убеждение, вероятно, укрепилось после того, как российские бронетанковые колонны пересекли границу Украины.

С другой стороны, если вы выступали против расширения НАТО после окончания «холодной войны» как чрезмерно провокационного по отношению к России, то путинское антинатовское объяснение угроз и начала войны в Украине, вероятно, доказывает вам ваше собственное предвидение (даже если вы не считаете, что это оправдывает действия Путина).

На этот раз, однако, я исключаю себя из этого. Мой взгляд на проблему России (или проблему Путина) существенно изменился после 24 февраля, как и мой взгляд на Украину. Причина в том, что сама проблема России или Путина радикально изменилась в тот день.

Начав захватническую войну против соседа, Россия бросила не только экзистенциальный вызов Украине и стратегический вызов США. В тот день Путин также вернул на передний план международной политики вопрос о морали или ценностях. Он сделал это, недвусмысленно показав миру, как выглядит тиран-агрессор.

В тот день изменилось и место Украины на мировой арене. Бесспорно и прежде всего, страна стала жертвой агрессии. Наконец, в тот день возник вопрос, что сделают в ответ Соединенные Штаты и другие страны.

24 февраля казалось, что либеральный международный порядок с бесспорным лидерством и защитой Соединенных Штатов, непоправимо рушится, чего уже не было к 1 марта. Смело и надежно защищаясь от российской агрессии, Украина взяла на себя, казалось бы, абсурдную роль спасительницы либерального международного порядка.

Хотя конец еще неизвестен, возрождение и перевоплощение Запада в ответ на самый прямой и кровавый вызов после 11 сентября, стало наименее предсказуемым событием в международной политике после распада Советского Союза.

_____________

Многие консерваторы резко критиковали предполагаемую неспособность администрации Байдена сдержать нападение Путина на Украину. Они утверждали, что его администрация проявила слабость, потерпев фиаско с внезапным уходом из Афганистана летом 2021 года в качестве доказательства А. Еще в 2008 году, некоторые консерваторы и оставшиеся либеральные ястребы также считали, что Соединенные Штаты недостаточно поддерживают Украину.

Именно тогда НАТО отвергла «План действий по членству» для Украины и Грузии в пользу расплывчатого заявления о том, что два соседа России однажды присоединятся к альянсу.

Те, кто придерживался такого мнения, считали, что следующий ключевой момент слабости наступил позже в том же году, когда российские силы ответили на грузинскую провокацию, вторгшись и оккупировав отколовшиеся грузинские регионы Абхазию и Южную Осетию и провозгласив их независимость.

Реакция на это вторжение была слишком слабой, чтобы заставить Россию остановиться. Обнаглевший Путин вскоре после этого вмешался в сирийскую гражданскую войну на стороне Башира аль-Асада с продажей оружия, наращиванием российских военно-морских и военно-воздушных баз и нерегулярными русскими наемниками группы Вагнера, сражавшихся на стороне Асада.

К 2012 году Россия предоставила выход уставшему от своего участия Бараку Обаме в отношении объявленных им «красных линий», предостерегая Асада от применения химического оружия.

Россия выдвинула предложение конфисковать его, что было принято Соединенными Штатами и Асадом, хотя они знали, что выполнение Россией этого соглашения все равно оставит ему достаточно средств для продолжения химических атак на его противников.

Опять же, критики нашли слабость в неспособности помешать России восстановить и укрепить позиции влияния на Ближнем Востоке.

Затем, в 2014 году, произошло гибридное вторжение России в Украину — захват и аннексия Крыма и военное вторжение в Восточную Украину, к чему Украина была совершенно не готова. Хотя последовали осуждение и западные санкции, а НАТО повысила свою заметность в прифронтовых государствах-членах, таких как страны Балтии, с помощью ротационных бригад и других мер, критики сочли это недостаточным для сдерживания растущего беспокойства из-за России.

А затем наступили 2021–2022 годы, когда Россия стала скапливать потенциальные силы вторжения на границе с Украиной, а Путин выразил мнение, что Украина не имеет статуса суверенной страны, и с точки зрения права, является частью России.

Проблема с тем, что можно было бы назвать "аргументом слабости", заключается в том, что он представляет проблемы простыми, альтернативы — ясными, а результаты, которые вытекали из различных вариантов политики, как неизбежно лучшие. Это было бы слишком просто. Уход из Афганистана действительно был катастрофой, но в первую очередь — гуманитарной.

Хотя в военном отношении он был не нужен и потому глуп (за исключением тех, кто поддерживает постоянные жалобы на «бесконечную войну» США за рубежом), его геостратегическое значение было также сомнительно.

Что касается сирийского авантюризма России, то главной проблемой был Асад, ответственный за еще большую гуманитарную катастрофу, которая унесла 500 000 жизней и оставила 13 миллионов перемещенных лиц, взбудоражив региональную, европейскую и американскую политику.

Твердое намерение президента Обамы ничего не делать с жестокостью Асада создало благоприятные условия для усиления российского влияния, вот только Сирия не была российским шоу.

Когда в 2008 году, дело дошло до Грузии и в 2014 году, — до Крыма/Донбасса, введенные санкции оказались и не тривиальными, и не эффективными.

Однако, когда Россия напала, Грузия и Украина не были членами НАТО, и было бы странно, если бы альянс и США отнеслись к ним, как к членам.

Их отказ от желания вступить в НАТО в 2008 г. также был обоснованным.

Хотя многие грузины и украинцы действительно придерживаются западных ценностей, само их население не выразило широкой поддержки вступлению в НАТО, что было стандартным критерием для получения права на членство в эпоху после окончания холодной войны.

Кроме того, их фактическое управление с 2008 года и далее не соответствовало разумным стандартам для членства. Не говоря уже о "реальной" озабоченности, причем существенной, в связи с задачей их фактической защиты.

Более того, теперь мы знаем, что ответ на российскую агрессию в Украине после 2014 года, не ограничивался санкциями. Вооруженные силы Соединенных Штатов, как мы можем видеть в ретроспективе, не бездействовали, а помогали тренировать способность украинских вооруженных сил противостоять дальнейшему наступлению России.

То, что Соединенные Штаты сделали это так тихо, чтобы не устраивать провокацию, которую Путин мог бы использовать в качестве предлога для дальнейшей агрессии, также кажется разумным.

Короче говоря, даже за день до шага Путина, предотвращение вооруженного нападения России на Украину было достойной первоочередной задачей для Соединенных Штатов в Европе, но не тем, из-за которого надо было бы угрожать России войной. Предупреждения о жестоких санкциях были вполне уместны. Попытка администрации Байдена заранее напугать самодовольного Путина, раскрыв разведданные США о его военных целях и планах, была умной и достойной.

Обещания, переданные Путину по закулисным каналам, о потенциальной экономической выгоде, которую он сможет получить, отказавшись от вторжения, можно было оправдать: он и те, кто находится под его патронажем, могли бы получать миллиарды от сделки по газопроводу «Северный поток — 2», несмотря на возражения наших союзников из центральной и восточной Европы.

Готовность администрации Байдена не пускать американский сапог для защиты Украины также была уместной, особенно в свете очевидного ретроспективно факта, что американский сапог уже скрыто находился на земле Украины, готовя украинцев к бою и выстраивая каналы для предоставления США боевых и других разведывательных данных, а также линии снабжения для военной помощи.

Точно так же уместным было и то, что администрация Байдена решительно исключила выполнение каких бы то ни было довоенных требований Путина к НАТО — от будущего расширения до развертывания сил.

Предположительно, Германия проинформировала Путина о том, что возражения Берлина от 2008 года, относительно членства Грузии и Украины в НАТО, по-прежнему остаются в силе, а это означало, что их вступление 23 февраля было мертво, как того и хотел Путин.

На тот момент Швеция и Финляндия не предпринимали никаких дополнительных шагов к членству в НАТО, кроме их давнего тесного сотрудничества с альянсом и особенно -- с его северными/балтийскими членами.

Часто повторяемое обязательство администрации защищать союзников по НАТО в соответствии со статьей 5 Вашингтонского договора, согласно которой нападение на одного является нападением на всех, оставалось непоколебимым.

Тем не менее бахвальство Путина и военное движение вокруг Украины принесли ему пользу, в частности, в связи с расхождением в восприятии Западной и Восточной Европой угрозы, которую он представлял, и все это в контексте зависимости Европы от российского природного газа.

Путин создавал или расширял трещины в альянсе по состоянию на 23 февраля и мог разумно надеяться использовать их дальше. В целом, за несколько недель до 24 февраля, были предприняты вполне достойные уважения усилия в проведении дипломатии кнута и пряника и попытки без умиротворения продемонстрировать, что целью было предотвращение разрушительной войны. Это не удалось. Путин напал.

_________________________

Теперь кажется очевидным, что на самом высоком уровне в правительстве США ожидалось, что правительство Зеленского рухнет, и Киев перейдет к русским в считанные дни. Это было всеобщим ожиданием во внешнеполитическом истеблишменте США. Шутка Владимира Зеленского, которая останется в веках — «Мне не нужна подвозка, мне нужны боеприпасы», была ответом человека, которому предложили отвезти его в безопасное место в качестве законного главы правительства в изгнании, в то время как марионеточное правительство, установленное Москвой, распустило бы украинское государство.

Да, украинцы клялись, что Украина будет воевать, но их вызывающая настойчивость в том, что они могут сдержать Россию, хотя и вдохновляла, но многим, в том числе, и мне, казалась бахвальством.

Однако на кону стояло не только украинское государство. Независимо от того, решили Соединенные Штаты признать более широкие ставки или нет, неприкрытая агрессия Путина против Украины представляла собой прямой вызов глобальному порядку, возглавляемому США, и либеральным нормативным устремлениям в международной политике.

В этом легко убедиться, рассмотрев возможный альтернативный путь в первые несколько дней и недель войны. Предположим, что Россия получила контроль над воздушным пространством Украины, и ее бронетехника и пехота быстро продвинулись на запад, захватив ключевые города на востоке Украины, и также быстро — на юг, взяв Киев.

Российские войска продолжили бы движение через южную Украину, вдоль побережья Черного моря от Мариуполя до Одессы. Сообщения о военных преступлениях и преступлениях против человечности были бы быстро отфильтрованы, но Россия отклонила бы их как выдумки.

Остатки украинской армии должны были бы отступить на запад, чтобы занять последний рубеж и удержать Львов в составе украинского государства, не имеющего выхода к морю. Именно туда и направился бы Зеленский, или, возможно, в Лондон.

В Киеве Россия установила бы марионеточное правительство, которое немедленно «договорилось бы» о вхождении оккупированной Россией Украины в составе российского государства.

«Денацификация» привела бы к казни без суда и следствия любого, кто поддерживал то, что Россия называла «нацистской» верой в независимую Украину.

Запад ввел бы санкции, запрет на поездки и конфискацию активов. Однако в Вашингтоне, Париже и Берлине быстро возникло бы мнение, что новые факты на местах, созданные Россией, оправдывают крупную дипломатическую инициативу по заключению соглашения о прекращении огня и мире. Военная помощь Украине прекратилась бы в пользу гуманитарной.

Возможно, 20 миллионов украинцев из 43-миллионного населения, существовавшего до вторжения, бежали бы от боевых действий, став либо внутренне перемещенными лицами, либо беженцами. Достигнув своих целей на поле боя, Путин затем предложил бы встретиться, возможно, в Минске, чтобы обсудить послевоенные договоренности с США, Германией, Францией и главой марионеточного правительства, которое он установил на Украине.

Западные державы отказались бы, но разговоры о переговорах продолжились бы, что было бы расценено некоторыми как положительное развитие событий в данных обстоятельствах.

По мере затягивания этого процесса, Россия неоднократно объявляла бы, а затем нарушала одностороннее прекращение огня, готовясь к последнему удару по уничтожению того, что оставалось от украинской армии и правительства, путем захвата Львова.

Белорусские силы пересекли бы границу с Украиной, чтобы оказать помощь. Союзники по НАТО из центральной и восточной Европы потребовали бы от альянса усиления безопасности, но отдельные западноевропейские члены возражали бы на том основании, что это может подорвать мирные переговоры.

Финляндия и Швеция держались бы в тени.

Путин выступил бы с речью о преследовании этнических русских в Прибалтике. Администрация Байдена столкнулась бы с реальностью, что Украина проиграна, и обвинила бы в этом Дональда Трампа.

Тогда эмиссары Байдена поспешили бы в Азию, чтобы заверить наших союзников в том, что наши обязательства в области безопасности перед ними так же сильны, как и прежде.

Си Цзиньпин мог бы предложить услуги своего министра иностранных дел в качестве посредника на минских переговорах. А с учетом предстоящего триумфа России, разведка США заметила бы признаки возможного наращивания сил вторжения на китайской стороне Тайваньского пролива.

В целом, если бы первые дни российского вторжения в Украину прошли так, как многие ожидали, результатом был бы не только конец эпохи после окончания холодной войны, но почти наверняка крах либерального международного порядка, возглавляемого США, как факт внешней политики, и почти полное замалчивание либеральных нормативных устремлений к прогрессу в международной политике.

Что могло бы начаться после таких окончаний, неизвестно. Но представление о том, что мир в этом слишком правдоподобном сценарии, который я только что набросал, стал бы более мирным, благожелательным, процветающим и благоприятным для американских интересов и той ценности, которую мы, наши друзья и союзники придаем свободе, кажется в высшей степени фантастическим.

Безусловно, существуют пределы способности Соединенных Штатов, богатых и могущественных стран, формировать международную политику по вкусу Вашингтона. Чаще всего, мы узнаем об этих ограничениях самым нелегким путем. Мы часто узнаём об этих ограничениях трудным путём, предъявляя необоснованные требования.

Достижение нормативных устремлений превышает их возможности. Мы действуем в надежде, что это принесет желаемый результат, но безо всякой уверенности. Это факт о пределах всех видов власти применительно к международной политике. Это относится как к Путину и Си, так и к Соединенным Штатам.

Либерализм, без силы и желания увековечить себя, был бы настолько стабилен, насколько слабы его противники. Например, в период после окончания «холодной войны» и особенно после успешных усилий США в 1991 году, направленных на то, чтобы обратить вспять завоевание и аннексию Кувейта Саддамом Хусейном, многие говорили о новой «норме» в международной политике: неприятие силового изменения национальных границ.

Однако эта норма стала реальностью международной политики только в той мере, в какой ее уважали сами власть имущие и, во-вторых, любой, кто этого не делал, мог ожидать встретить достаточно серьезное сопротивление, чтобы поставить под вопрос ценность попытки нарушить ее.

Путин, видимо, никогда не соблюдал такую ​​норму и стал презирать сопротивление, которое могут оказать ее защитники, если он продолжит ее нарушать.

И, возможно, он оказался бы прав, если бы его и других ожидания быстрой победы русских развернулись бы более или менее так, как описано выше.

Возможно, НАТО сплотилось бы, и центры либеральной силы в США, Европе и Азии объединились бы в защиту либерального порядка или «Запада».

В этом смысле, Украина могла бы стать тревожным звонком. Тем не менее, кажется столь же вероятным, если не более того, что захват Путиным Украины ускорил бы западную или либеральную фрагментацию и подавленность, которые уже были очевидны 23 февраля.

Однако странная симметрия прогнозов между Путиным и американскими внешнеполитическими аналитиками в ночь на 23 февраля — вызов дерзкой России возглавляемому Америкой либеральному порядку, который она может либо выдержать, либо нет, оказалась полным игнорированием решающего элемента в столкновении: самой Украины.

Для украинцев, вторжение России в Украину не было нарушением каких-то предполагаемых норм. Это была настоящая экзистенциальная угроза их стране в мире, в котором термин «экзистенциальная угроза» используется слишком часто.

Здесь это применимо. Путин стремился стереть Украину с лица земли, положив конец ее существованию как независимого государства, присоединив ее территорию к имперской России и убив ее лидеров и их сторонников.

Оказалось, что украинцы не приняли такой курс действий России и были готовы бороться, чтобы его остановить. В 2022 году, Украина стремилась и смогла противостоять захватнической и агрессивной войне России, и сделала это.

Теперь Украина в этой борьбе не одна.

Когда-нибудь кто-нибудь напишет всеобъемлющую историю о ом, что именно Соединенные Штаты делали с украинскими военными в период с 2014 по 2022 год, и какую именно форму приняла эта помощь после того, как российские войска пересекли границу.

В самом начале поступали сообщения о примерно дюжине убитых в Украине российских генералов — шокирующе большое число. В то время мне казалось невероятным, чтобы украинцы могли сделать это без чьей-либо помощи, которую, как впоследствии подтвердили официальные лица США, мы им предоставили.

Какова была общая численность сил специального назначения и военизированной разведки США, тайно находившихся на территории Украины 25 февраля? К началу марта казалось довольно ясным, что ответ на этот вопрос был не «ноль». Также кажется вероятным, что русские силы вторжения знали об этих ненулевых помощниках и таких проблемах, как мертвые русские генералы, которые они помогали создать.

Это тоже существенно. Это поставило Соединенные Штаты на путь, которым мы могли бы увеличивать помощь Украине, не вызывая прямой реакции России против нас.

Как только Россия перешла от своего режима агрессивной «гибридной войны» прошлых лет к режиму вторжения, произошло нечто странное и неожиданное: Соединенные Штаты начали наслаждаться тем, что мы могли бы назвать «гибридным эскалационным доминированием».

В классической формулировке «доминирование в эскалации» означает способность усиливать интенсивность конфликта таким образом, чтобы ваш противник не мог (или не хотел) противостоять.

Если правда, что сейчас кажется бесспорным, что Соединенные Штаты были в этой борьбе с самого начала, по крайней мере, на временной основе, то при изменении курса, если судьба Украины начала бы колебаться, участие США могло бы повысить украинский успех, так как Россия не могла бы эффективно противостоять. Такое гибридное доминирование в эскалации включало предоставление все более и более эффективных систем вооружения, все больше разведданных и больше действий, которыми могут заниматься «сапоги на земле» при скрытном развертывании, какими бы они ни были.

О растущей активности вовсе не нужно объявлять, но ее можно признать частичной и, возможно, ошибочной, поскольку она продолжается.

Дело в том, что мы знаем, что мы там, Россия знает, что мы там, мы знаем, что Россия знает, и нет точки демаркации, на которой Россия могла бы правдоподобно противостоять этому присутствию или остановить его увеличение, не нападая напрямую на Соединенные Штаты или своих союзников, когда у России все руки заняты попытками, хоть и безуспешными, завоевать Украину.

Жесткость украинского сопротивления, похоже, также выиграла от некомпетентности российских военных как на поле боя, так и в подготовке к войне.

С самого начала это казалось очевидным даже для непрофессионала. Можете ли вы вести танковую войну, помещая свою бронетехнику в 40-мильную колонну на дороге и останавливая ее в дюжине миль от заявленной цели, Киева? Где была пехота? Почему Россия не смогла установить господство над воздушным пространством Украины? Мы как-то участвовали? Как бы то ни было, за несколько недель в Украине, русские потеряли в несколько раз больше убитых, чем Соединенные Штаты за 20 лет в Ираке и Афганистане вместе взятых.

Война явилась явной катастрофой для русских войск вторжения, у которых на полях сражений потери были такие, что напрашивалось сравнение с советскими потерями во время Зимней войны с Финляндией в 1939–1940 годах.

Российские вооруженные силы, оказавшись не такой уж грозной боевой силой, теперь существенно уменьшили свою способность вести дальнейшую агрессивную войну.

Добавьте также несколько собак, которые не лаяли. А как насчет хваленых возможностей России в области ведения кибервойны — способности наносить кинетические повреждения, манипулируя электронами издалека? Создается впечатление, что такие российские возможности были либо преувеличены, либо каким-то образом нейтрализованы. Поразительно, но Россия, похоже, имела ограниченные разведывательные активы и возможности в самой Украине во время вторжения или, возможно, украинские контрразведывательные возможности были и остаются более обширными, чем было известно ранее. Что касается заявленных Путиным военных целей, то он не достиг ни одной из намеченных им сроков и не достиг ни одной цели на момент написания этой статьи. Теперь ему придется сражаться, чтобы сохранить контроль над территориями Украины, которые он когда-то захватил в «замороженном конфликте» без значительного физического сопротивления.

Вместо того, чтобы явиться с четкими правами на Крым или Донбасс, или на всю Украину, он таким притязанием консолидировал оппозицию и повысил готовность многих этнических русских в Украине присоединиться к этническим украинцам для борьбы за свою страну, что должно безвозвратно опровергнуть его абсурдные утверждения о несуществовании Украины как страны и украинцев как народа.

Само нападение соответствовало всем международным критериям незаконной агрессивной войны и даже превысило их.

Вторжение обеспечило момент моральной ясности в однозначной неправоте. Не нужно быть сторонником Украины, чтобы считать неправильной попытку России вычеркнуть ее из списка наций.

Голосование 2 марта в Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций с осуждением вторжения и требованием вывода всех российских войск прошло 141 голосом против 5 (Беларусь, Эритрея, Северная Корея, Россия и Сирия). Было 35 воздержавшихся и 12 отсутствующих. Некоторые с тех пор пытались изобразить поддержку резолюции как прохладную. Более примечательна единодушная поддержка со стороны либеральных государств и готовность очень немногих -- встать на сторону России.

Потом была жестокость русского способа войны. Украина собирала доказательства отдельных военных преступлений в режиме реального времени. Это не говоря уже о беспорядочных обстрелах гражданских целей.

Риторика Путина об украинцах, от их предполагаемого несуществования как отдельной этнической группы до необходимости «денацификации» любого, кто поддерживал независимую Украину, была действительно геноцидом. Создавалось впечатление, что Путин держал копию книги Майкла Уолцера «Справедливые и несправедливые войны» на прикроватной тумбочке и регулярно обращался к ней за советом о том, как начать несправедливую войну и вести ее несправедливо.

Это было отвратительно для любого совестливого человека. Что касается более крупных стратегических целей Путина, помимо завоевания и аннексии Украины, то, на момент написания этой статьи, он не достиг ни одной, и нет очевидного пути к их достижению.

НАТО не только не распадается под давлением вторжения в Украину, а наоборот, объединяется больше, чем когда-либо. Германия объявила о значительном и ранее невообразимом увеличении расходов на оборону.

Война, начатая для того, чтобы остановить, если не повернуть вспять, расширение альянса, вместо этого подтолкнула две боеспособные и бесспорно либеральные демократии, Финляндию и Швецию, к поиску членства.

Дружба «на век» Путина с Китаем теперь, кажется, имеет серьезные ограничения, поскольку Китай и пальцем не пошевелил в поддержку военного авантюризма Путина, кроме покупки его нефти с большой скидкой.

Си Цзиньпин кажется столь же безжалостным, как и прежде, в подавлении демократических активистов в Гонконге, проведении медленного геноцида уйгуров в Синьцзяне и максимальном развитии возможностей надзорного государства по всему Китаю.

Но так ли уж он склонен атаковать Тайвань сейчас, как раньше, если бы Путин въехал в Киев через пару дней, а Запад в ответ раскололся?

Да, вблизи, день за днём, минута за минутой — многое вызывает сомнения. Будет ли администрация Байдена и другие оказывать Украине военную помощь в темпах, достаточных для того, чтобы сдержать русских? Играет ли президент Франции Эммануэль Макрон в «хорошего полицейского» по отношению к американскому «плохому полицейскому», или же здесь действительно присутствует расхождение и фрагментация Запада? Сорвет ли Турция стремление Швеции и Финляндии вступить в НАТО? Увидят ли американцы, горячо поддерживающие 11 сенаторов Республиканской партии, проголосовавших против пакета помощи Украине в размере $40 миллиардов, свое влияние в следующем Конгрессе? Изменится ли все в ближайшие месяцы? Я не знаю.

Однако, не сумев достичь ни одной из своих целей на 24 февраля или наметив правдоподобный путь к их достижению несколько месяцев спустя, Путин разорвал связь между войной, которую он продолжает вести, и «продолжением политики», к которой он стремился.

Более того, он сделал это в манере, которая напомнила миру о том, что именно жестокие авторитарные правители иногда пытаются сделать со своими соседями: завоевать их и подчинить себе, а если это не удается, уничтожить их, убив столько их народа, сколько потребуется.

Поступая так, он оказался повивальной бабкой при рождении украинской нации.

Украина является независимой с 1991 года. В Будапештском меморандуме 1994 года, Украина получила гарантии безопасности в отношении своего суверенитета, независимости и территориальной целостности от США, Великобритании и России (в обмен на отказ от ядерного оружия).

В случае с Россией эти гарантии обесценились. Украинская внутренняя политика, тем временем, оставалась ошеломленной неспособностью ее элит выдвинуть лидера, достойного сложного геополитического положения страны.

Но к 2022 году, Украина с помощью Соединенных Штатов и других стран разработала нечто гораздо более эффективное в поддержку своего суверенитета и независимости, чем слова на бумаге —  волю и способность противостоять худшему, что ее могущественный сосед был готов на нее обрушить. 

И она избрала своим президентом бывшего актера, который смог буквально войти в роль военного лидера и сохранить свободу своей страны. Моральный пример поразителен.

Предоставив его, Зеленский дал Соединенным Штатам и Западу серьезное напоминание, в котором мы нуждались.

Мир состоит не из государств без особенностей. В некоторых из них есть правительства, которые угнетают свой народ и подавляют инакомыслие дома, поскольку стремятся взять под свой контроль больше территории посредством неспровоцированных актов агрессии. В других —  есть правительства, которые продвигают и обеспечивают свободу для своих народов и ищут за границей «международное сообщество» государств, единомышленников в их готовности мирно урегулировать свои разногласия.

Когда первое встречается со вторым, происходит столкновение не только власти, но и ценностей.

Украина должна была подготовиться и быть готовой к борьбе за свою свободу. Так это и было. И моральная ясность момента побудила Запад наказать агрессора и помочь жертве в его борьбе.

Прояснить различия в базовых ценностях не всегда так просто, как это оказалось в случае с Россией и Украиной. Но свобода и маленькое республиканское правительство лучше угнетения и авторитаризма. Пытаться спасти людей от зверств лучше, чем совершать зверства. Это постоянные выводы, которые будут фигурировать в международной политике до тех пор, пока те, кто их поддерживает, также сохранят власть для их защиты.

Эта сила, будь то глобально «гегемонистская» или испытанная недалеко от Киева, существует не сама по себе, а для служения более широким политическим принципам.

Путин не разделяет этих ценностей. Вот почему он выбрал эту войну — и во многом именно поэтому он ее уже проиграл.

Тод Линдберг — старший научный сотрудник Гудзоновского института и автор недавно вышедшей книги «Героическое сердце: величие, древнее и современное» (Столкновение)


Перевод: Miriam Argaman

Опубликовано в блоге "Трансляриум"

Комментариев нет:

Отправить комментарий