Дело в идентичности.
Контркультура не особенно изменилась с 70-х гг. ХХ в., но всякий идеализм ныне окончательно отброшен. Новая контркультура разделилась на два основных потока: разочарованная и недовольная «золотая» молодёжь из верхнего среднего класса и молодые «чёрные» люмпены. Их цели предельно материалистичны: для одних это краденый iPod, для других — государственные субсидии на жильё, образование и всё остальное, что только можно себе вообразить.
Все они — дети «государства всеобщего благоденствия», не имеющие никаких общих интересов, кроме единодушного отвращения к «коммерческому» образу жизни. Ни элитарий, член университетского «тайного» общества «ΛΩΔ», ни сопливый гопник из гетто не желают работать. Бюро, магазины и парикмахерские, разлетающиеся от их ударов, для них — инопланетные сущности. Люди, занятые производством материальных благ или оказанием услуг, для них — бессовестные манипуляторы, пытающиеся всучить всем остальным своё никому не нужно дерьмо. А ещё эти мерзавцы покрывают жуликов из всяких фондов, раскатывающих тут на новеньких «бумерах».
Нынешние беспорядки имеют один-единственный смысл. Битьё витрин, грабежи и поджоги — это требование к правительству увеличить пособия. Где взять деньги? Да у этих вот «паршивых коммерсов», — и чтобы они не вздумали интересоваться, куда идут их налоги, больше похожие на поборы.
Беззаконный пошлый вещизм — суть «государства всеобщего благоденствия». «Воруй, сколько можешь, иначе это сделает за тебя кто-то другой!» Если ты не ухватишься за государственную подачку — или за кроссовки в разбитой витрине — они достанутся кому-то ещё. Гребут богачи, гребут пролетарии — время подняться и урвать своё. Коммунизм в России в конце концов превратился в гигантский блошиный рынок. И мы уже в нескольких шагах от этого «рая».
Что за люди ведут себя так? Те, кто думают, будто родина и её достояние — это бесконечный источник, из которого каждый черпает вволю и тащит, сколько сможет унести. В этой точке «этика» леваков и гопников обретает общий знаменатель. Обама, радостно тратящий миллионы на собственные прихоти и триллионы — на своих клевретов, наверное, один из самых отвратительных примеров этого феномена.
Варварство технологически подкованного дикаря, рьяного потребителя электронных новинок, превратившегося в каналью, имеет множество лиц. Это не просто расовые беспорядки. Это самоорганизация самоубийства нашей цивилизации.
В западные города вернулся классический хаос ракальи, чей признак — не разочарование, а тщательное планирование, увенчанное разнузданным насилием. Вилланы, конечно, хотят пограбить, но в основном их задача — запугать. Нет и следа политических требований — только старый добрый «стиль жизни», который вовсе не вымер вместе с викингами, как многим хотелось думать.
Закон загнал разбойников на задворки истории, но этот закон — продукт цивилизации, которая ныне рушится. Полиция сама по себе не в силах остановить ракаев. Сила закона опирается на уважение к закону и опасение гражданина нарушить этот закон. Одинокий преступник бессилен перед хорошо смазанной полицейской машиной. Но когда банды бросают вызов властям — это начало гражданской войны.
Скрытая гражданская война давно идёт в Европе. Это война между иммигрантами и обществом, куда они проникают. Она превратила механизмы общественного контроля в посмешище. Развесьте камеры на каждом углу — мы наденем маски. Собирайте картотеки ДНК — посмотрим, как вам это поможет, когда горят целые кварталы. Запретите ножи — получите коктейли Молотова.
На протяжении двух последних десятилетий экономический рост в США был достаточен для того, чтобы бандиты в основном цапались со студентами из верхнего сегмента среднего класса, протестующих по каким-нибудь радикально курьёзным поводам. Но как только выключился мотор экономики, флэшмоб тут как тут. Безработица среди чёрных беспрецедентно высока, и юнцы, отнюдь не голодные, но не занятые ничем, выходят на сцену.
В Англии всё гораздо хуже. Здесь и молодёжь среднего класса, и понаехавшие азиаты и африканцы едины в ненависти к правительству Кэмерона, урезающему льготы, и готовы ринуться в бой. Полицейские застрелили жигана? Отлично — вот он, сигнал к мятежу! Политический бунт всегда приводит к погромам. Погромщикам недосуг ждать, пока представительная комиссия примет продуманные решения нарастить бюджеты социальных программ. Грабить быстрее, да и надёжней. А технологии для организованного погрома в виде мобильников и мессенджеров — полностью к их услугам.
Нигилизм — вот что по-настоящему объединяет! Ни бездельник из среднего класса, черномазый гопник ничего не вкладывают в общество. Белый недоросль — «глобалист», а чёрный — люмпен, но оба ничего не дают городу и миру, который с наслаждением крушат.
Обычный разбойник видит себя частью преступного общества, общества аутсайдеров. Современный же — частица неких глобальных сообществ, и со страной, в которой он живёт, у него нет ничего общего. Он может считать себя гражданином мира или частью исламской уммы, чёрным или марксистом, или ещё каким-нибудь элементом армии всемирных голодранцев. И эта идентификация для него гораздо важнее, нежели быть англичанином или американцем. Присоединяясь к погрому, он становится атомом толпы, разносящей общество на куски — общество, на чьи ценности ему наплевать.
Цивилизация основана на согласии. Согласии на том, что цивилизация — общее достояние и непреходящая ценность, и на том, что её необходимо поддерживать и крепить. Культура в самом широком смысле — это консенсус. Мы следуем закону не только потому, что закон верен и справедлив, но и потому, что это закон — ограда цивилизации и культуры. Но с чего это тем, кому плевать не цивилизацию, следовать закону?
Левацкие мотивы к погромам отличаются от мотивов этнических банд. Но результат — совершенно один и тот же. Неуважение к цивилизации переходит в пренебрежение законом. Единственной преградой на пути анархии становятся собственные интересы. Но какой интерес оберегать дело чьей-то жизни у того, кто не делает ничего для собственной жизни, всё получая даром? Да никакого, конечно! Разнеси лавку в прах — страховка оплатит, и она откроется снова, или на её месте появится новая. А не появится — нам-то какое до этого дело?!
Малый бизнес — становой хребет свободы. Предприниматель — предприимчивый человек — может договориться с другими людьми, такими же, как он, потребителями и хозяевами, и ему не нужна для этого всеобъемлющая тоталитарная власть. Но малый бизнес давно и планомерно уничтожают. Магазинчик на углу — лёгкая добыча погромщиков, что в Лондоне, что в Детройте. Универмаги и моллы, самостоятельные и сетевые — ещё одна очевидная цель. Хорошенько пограбить, разрушить — и всё вокруг превращается в безнадёжное, унылое гетто.
Чем крупнее становятся общественные институты, тем дальше они от людей, тем более распылённым становится общество. Государства превратились в гигантов, неспособных увидеть гномов, в поте лица создающих богатства наций. И всякие меры благоустройства непременно ведут к ещё большему социальному гигантизму. Насилие, слишком часто остававшееся безнаказанным, становится обычным инструментом политики, и в какой-то момент бандиты возьмут верх над избирателями. И по мере того, как власть показывает, что вознаграждает погромщиков новыми подачками и пособиями, «социальное государство» рычит всё громче, всё более явно демонстрируя изрядно отросшие клыки.
В США разорван этот заколдованный круг, но в Европе он всё ещё жив и действует. Европа не выучила американских уроков, не поняла, что худшим ответом на социальное бешенство является умасливание бесов. Америка урезала пособия и укрепила полицию, и погромы пошли на убыль. Да, лос-анжелесские или нью-йоркские копы — далеко не паиньки, иногда — совершеннейшие сволочи, но толку от них неизмеримо больше, чем от их европейских коллег. И теперь чёрный предприниматель здесь — куда более часто встречающийся типаж, нежели погромщик.
Разумеется, решить институциональные проблемы простым наращиванием полицейских мускулов невозможно, да и экономический рост только смягчит их — не больше. Эти проблемы чрезвычайно объемлющи и глубоки, и именно они вызывают культурные, идеологические, расовые и религиозные эксцессы. Неважно, что именно делает студент университета, наученный тому, что его цивилизация — беззаконный монстр, служащий лишь единицам и потому заслуживающий уничтожения, — грабит лавку с мобильниками или преподаёт математику в школе. Пока он так думает, он опасен, словно бацилла сибирской язвы.
А вездесущий рэп, воспевающий трайбализм, насилие и преступность как дело «чести», следует новой модной привычке возводить ракалью на некий культурный пьедестал, проводя параллели между «робингудами» и грабителями банков 20-х годов прошлого века, — и потому почти так же опасен для общества, только ещё более заразен.
И в том, и в другом случае нарратив одинаков: идеализм и «честь» — всего лишь прикрытие жадности и вульгарной жажды вещей, толкающих на преступление. И содержание то же: прикончить цивилизацию.
Реинкарнация ракальи, оснащённой сервисом мгновенных сообщений, — насмешка, гримаса прогресса. Это предупреждение о возврате Темновековья, когда у каждого в кармане лежит аппарат с вычислительной мощью, четверть века назад занимавшей целый дом, — а прогресс обращается вспять. Цивилизация ещё не погибла, но ей угрожает нешуточная опасность. Она превратилось во что-то неопределённое, зато, по моде и злобе дня, презираемое. Все привыкли к тому, что она постоянна, но немногие относятся к ней с уважением.
Лондонские погромы — всего лишь эпизод европейской дезинтеграции. Лондон больше не английский город. Это теперь только точка на карте. Огромная часть мегаполиса — это коктейль из «культур» (пожалуй, что лишь в биологическом смысле) третьего мира, расположенных рядом географически и удалённых друг от друга на парсеки во всех остальных смыслах, не имеющих ничего общего — ни культурно, ни эмоционально. Окружающая их реальность приниженно и пошло материалистична, вульгарна и склонна к насилию, словно в эпоху Тёмных Веков, а на гребне её грязной пеной колышется политкорректность с непременными эко- и геефилией. И так везде: в Париже, в Амстердаме, в Брюсселе, в Берлине и в Осло.
Элиты вообразили, будто национальный консенсус можно внедрить и запрограммировать в любой произвольно взятой группе людей, собранных в кучу в произвольном месте, если затопить эфир надлежащей рекламой и устроить ролевую игру в школе. И теперь они начинают с ужасом понимать: не работает. Так — не работает, да и не может работать.
Мультикультурализм вышибает почву из-под нации и укрепляет племя. Ну, а племя — это путь к банде. Мультикультурный взгляд настаивает: общество состоит из политических групп вне зависимости от культуры, расы или происхождения. Возможно, к сожалению — но это не так. Различные культуры нельзя по чьему-то хотению взять и лишить всех неудобных политических элементов, чтобы сложить из них гармоничный мультикультурный рай.
Подобное не вышло даже в СССР, где унификация шла рука об руку с могучей репрессивной машиной и жёсткой, единой школьной системой. Западные же левые пытаются выполнить ту же задачу, выдувая радужные мыльные пузыри и расточая благие пожелания. Вы можете, разумеется, собрать в горсть иммигрантов всех цветов, посадить их в один класс и гордиться собой, наблюдая, как они вместе проводят время вне школы — о, не всё, только часть. Но это на самом деле ничего не значит. Созданная вами мультикультурная декорация в наше время — обычное дело. Но это лишь декорация. Поверхностный феномен, не имеющий глубинного измерения.
Нет, я не хочу утверждать, что мультикультурное общество в принципе невозможно. Африканцы и азиаты сильно изменились, столкнувшись с европейцами. А Европа изменилась от столкновения с ними. Но, к сожалению, каждый научился у другого только плохому. Гибридизация в европейских столицах привела к появлению молодёжной культуры, монструозной и неумолимо убогой.
Поп-культура ретранслирует негатив с пугающей лёгкостью, куда охотнее, нежели позитив. А ценности мультикультурного общества имеют политическую, а не культурную, идеологическую, а не нравственную, субъективную, а не объективную, природу. Его «культурное единство» основано на спортивных состязаниях и концертах поп-звёзд. Нацию на это построить нельзя — зато можно наплодить кучу всяческих банд, устроить погром и попойку. Именно так выглядит общество, когда разваливается на части до самого основания.
Много воды утекло с тех пор, когда викинги опустошали английские берега. Новым «викингам» не нужны драккары, чтобы наведаться к нам. Варвары нашей цивилизации уже здесь, среди нас.
Самая большая ирония заключается в том, что, устраивая чехарду из наций и культур в попытках сконструировать совершенную форму глобального социального организма, добиваются совершенно обратного — общество возвращается к примитивному началу, скатываясь в полнейшую дикость. Глобализм порождает разбойничьи ватаги, мультикультурализм превращает современные национальные государства в племенные анклавы. Возвращаются разбойники и племенные вожди. А европейцы похожи на римлян, глядящих на то, как варвары неудержимой толпой вливаются в городские ворота.
Смотрите, ужасайтесь — и действуйте, пока не поздно.
© Дэниел Гринфилд
© Вадим Давыдов, авт. пер. с англ.