Дебаты по поводу исламского терроризма ушли так далеко от реальности, что теперь они стали аргументом администрации, которая настаивает на том, что в ISIS нет ничего от ислама, и критиков, которые утверждают, что все проблемы вызваны кучкой исламских фанатиков.
Но что делает исламский радикализм экстремистским? Где находится та черта, за которой обычная мусульманская практика поворачивается своей темной стороной?
Это не может быть публичное обезглавливание людей.
Саудовская Аравия просто делает это и получает высокую похвалу за свою прогрессивность от Генерального секретаря ООН. Флаги приспускаются на мачтах в честь ее умершего тирана в Великобритании, и тот же самый тиран удостаивается приемом Обамы, в предпочтении такому мало значительному событию, как Марш Единства в Париже и торжественное празднование Освенцима.
Это также не может быть и терроризм. Во всяком случае не тогда, когда США финансируют ООП и когда три последовательных администрации вкладывают огромное количество политического капитала в превращение террористической группы в государство. В то время как США и ЕС финансировали смертоносную клептократию Палестинской администрации, ее СМИ настоятельно призывали к убийству евреев.
Совершенно ясно, что это и не исламский экстремизм. По крайней мере – не слишком экстремальный для Обамы.
Если взрывы гражданских лиц во имя Аллаха не являются экстримом, то что нашим радикалам надо сделать, чтобы стать действительно радикальными?
Сексуальное рабство? Саудовцы отменили его официально только в 1962. Неофициально оно продолжается. Каждые несколько лет очередная шишка из Саудовской Аравии ездит ради этого за границу. Третьим в очереди на саудовский престол был сын «рабыни».
Этнические чистки? Геноцид? «Умеренные» исламисты, которых мы поддерживали в Сирии, Ливии и Египте были заняты этим с оружием и поддержкой, которую мы им оказывали. Так, что это тоже не может быть экстримом.
Если терроризм, этнические чистки, сексуальное рабство и обезглавливание – это обычное поведение умеренных мусульман, то, что нужно сделать джихадистам, чтобы официально сделаться экстримом? Что это такое, что делает ISIS экстримом?
Определение умеренных нашим правительством часто зависит от готовности вести переговоры, независимо от результатов. Умеренные талибы были готовы говорить с нами. Они просто были не готовы заключить сделку. Новое правительство Ирана является умеренным, потому что оно участвует в бесцельных переговорах, толкая вперед свою ядерную программу и изрекая жуткие угрозы, вместо того, чтобы толкать программу и изрекать угрозы без переговоров. Переговоры ни к чему не привели, но сама готовность вести переговоры характеризует его как умеренное.
Саудовцы будут говорить с нами хоть дни напролет, одновременно спонсируя террористов и строя террористические мечети на Западе. Это делает их умеренными. Катар ведет с нами переговоры, вооружая в то же самое время террористов и поддерживая Мусульманское братство. Так, что они тоже умеренные. Мусульманское братство тоже вело с нами переговоры, пока его головорезы жгли церкви, пытали протестующих и работали с группами террористов на Синае.
Радикальный террорист убьет вас. Умеренный террорист будет говорить с вами, а убьет кого-то еще, а вы не будете даже знать об этом потому, что переговоры – это признак того, что они охотно изображают из себя разумных.
С точки зрения мусульман, ISIS является радикальным, потому, что он объявил халифат и походя объявил других мусульман неверными. Это является серьезной проблемой для мусульман, и когда мы начнем делать различие между радикалами и умеренными не на основе их отношения к людям, а на основе их отношения к мусульманам, мы сможем определить радикализм с точки зрения исламского расизма, а не наших собственных американских ценностей.
Позиция, что Мусульманское братство умеренное, а Аль-Каида экстремальная, потому что Братство убивает христиан и евреев, в то время как Аль-Каида убивает мусульман, является мусульманским расизмом. Идея умеренных мусульман ставит жизни мусульман выше жизни каждого человека на земле.
Наша программа борьбы с насильственным экстремизмом подчеркивает центральную роль исламской юридической администрации как лучшее средство борьбы с исламскими террористами. Наша идеологическая война критикует террористов за то, что они не принимают надлежащего исламского подчинения. Наше решение для исламского терроризма – это призыв к подчинению шариату.
Это не американская позиция. Это исламская позиция, и она ставит нас в странную ситуацию, заставляя нас спорить об исламском праве с исламскими террористами. Наши политики, полководцы и полицейские настаивают, что исламские террористы, с которыми мы имеем дело, ничего не знают об исламе, потому что это то, что их саудовские представители велят им говорить.
Это все равно, как если бы мы боролись против марксистской террористической группы, обвиняя ее в том, что она не признает авторитет СССР или Четвертого Интернационала. Это не только глупо с нашей стороны -- придираться к тонкостям другой идеологии, особенно, когда наши лидеры не знают вообще, о чем они говорят, но и наш путь к победе предполагает единство наших врагов под единой центральной теократией. Это еще хуже, чем вооружать их и обучать, что мы тоже делаем (но только в отношении умеренно геноцидных террористов, а не экстремистов).
Госсекретарь Керри настаивает на том, что ISIS -- это нигилисты и анархисты. Нигилизм является полной противоположностью высоко структурированной системы исламского халифата. Описание Керри может быть более точным. Однако Саудовская Аравия и Мусульманское братства успешно продали западному истеблишменту по безопасности мысль о том, что единственный способ победить исламский терроризм – это отрицать всякие связи с исламом в его действиях.
Это как, если бы поджигатель убедил пожарных, что лучший способ борьбы с пожарами – это делать вид, что они случайно возникли сами по себе от самовозгорания.
Победа через отрицание требует, что мы делали вид, что исламский терроризм не имеет ничего общего с исламом. Это совершенно иррациональная позиция, однако, альтернатива крошечного меньшинства экстремистов почти также иррациональна.
Если ISIS экстремальный, а ислам умеренный, то, что делает ISIS, чего не делал Мохаммед? Ответы, как правило, имеют много общего с внутренней структурой ислама и очень мало общего с такими прагматичными вещами, как не насиловать женщин или не убивать немусульман.
На раннем этапе мы решили занять позицию между исламскими тиранами и исламскими террористами, полагая первых – умеренными, а последних – экстремистами. Однако тираны защищали своих собственных террористов. И когда дело дошло до прав человека и их взглядов на нас, то оказалось, что между этими двумя нет большой разницы.
Для нас имело смысл покончить с исламскими террористами, потому что они чаще представляют для нас непосредственную угрозу. Однако позволить исламским тиранам убеждать нас, что они и террористы следуют двум разным маркам ислама, и что единственное решение для исламского терроризма заключается в их теократии, было совершенно бессмысленно. Мы не можем победить в войне с террором через их теократию. Такой путь извращает реальный халифат.
Наша проблема заключается не в исламских радикалах, а в радикализме, присущем исламу.
Ислам — радикальная религия. Она делает радикальными тех, кто ей следует. Всякая жестокость, которую мы связываем с исламскими радикалами уже существует в исламе. Коран является не решением исламского радикализма, а его причиной.
Наш враг — не радикализм, а враждебная цивилизация, вынашивающая обиды и амбиции.
Мы боремся не с нигилистами или радикалами. Мы воюем с наследниками старой империи, стремящейся восстановить свое превосходство не только на периферии Востока, но и в мегаполисах Запада.
| Перевод: +Miriam Argaman | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |