Даниэль Гринфилд
Каждые несколько лет из глубин культуры всплывают разговоры о реформировании ислама. При этом, любые предложения, касающиеся этой необходимости в значительной степени подвергаются цензуре.
Но ислам не существует отдельно от мусульман. Это не абстрактный объект, который может быть изменен без изменения своих последователей. И если ислам не изменился, то это потому, что мусульмане не хотят этого.
Мохаммед и ключевые фигуры ислама - это образец, но его приверженцы не стали бы поклоняться им, если бы эти фигуры не вписывались в их мировоззрение. Западные религии прошли процесс секуляризации, чтобы выровнять религию с тем, что многие считали современностью, не допуская раскола между традиционалистами и светскими.
Сторонники модернизации ислама пришли к выводу, что она не будет успешной, из-за Саудовских денег, фундаменталистского насилия и региональной отсталости. Эти представления верны, но неполны.
Если бы модернизированный ислам действительно обратился к мусульманам, его отвергли бы, по крайней мере на Западе, несмотря на саудовские деньги и Братьев-мусульман. И саудовские деньги, и насилие могли бы замедлить модернизацию, но по-настоящему убедительная политическая или религиозная идея - это как скала, катящаяся вниз с вершины холма.
Ее чрезвычайно трудно остановить.
Модернизация ислама на Западе встретила тайное препятствие в лице саудовцев и Братьев-мусульман, но по большей части она не была жестоко подавлена.
В этой модернизации меньше всего заинтересованы сами мусульмане
Мусульмане не приемлют прогрессивных мечетей, принимающих в свои члены геев или позволяющих женщинам вести молитвы. Такие места иногда существуют и остаются малоизвестными. Они не должны принудительно закрываться, потому что они никогда не станут популярными. Им может угрожать поджог, или какой-нибудь случайный новобранец ISIS может усердно перерезать всех внутри, но даже у него найдутся дела поважнее.
Лучшим доказательством того, что модернизация ислама не происходит, служит то, что даже самые яростно настроенные мусульмане не относятся к ее возможности, как к серьезной угрозе. Мусульмане охотнее поверят в то, что Саддам Хусейн был агентом ЦРУ или что Израиль использует орлов в качестве шпионов, чем в угрозу модернизации ислама.
Они инстинктивно понимают, что она им не страшна. Ярость мусульман скорее вызовет мультик, высмеивающий их пророка, потому что он затрагивает самую суть того, что с их религией что-то не так.
Ислам это не идея. Это клан.
Разговоры об изменении слов ислама - это абстракция. Ислам начался не с книги. Все началось с клана и меча. Даже в современных городах Запада с небоскребами он остается религией клана и меча.
Левые неправильно толкуют исламский терроризм как ответ на притеснения, когда на самом деле он - основа власти. Джихад больше всего привлекает не бедных и угнетенных. Он привлекает высшие классы. Бен Ладен не был нищим, как нет нищих и среди саудовцев и жителей Катара. Исламский терроризм это игра не для бедных. Он становится повесткой дня, когда вы достаточно богаты, чтобы завидовать соседям. Это племенная война.
Для того, чтобы изменить ислам, недостаточно просто смотреть на то, что именно не так с Кораном или хадисами. Мы должны задуматься, почему эти племенные призывы к насилию и геноциду, к угнетению и порабощению были привлекательными для мусульман давно и почему эти призывы продолжают оставаться привлекательными для них до сих пор.
Те, кто стремится модернизировать ислам, предполагают, что западные мусульмане будут приветствовать его реформирование. Они правы только наполовину. Они будут приветствовать только такое реформирование, которое походит на попытки ваххабитов вернуть ислам к тому, чем он был раньше. Трудно отрицать, что ISIS затрагивает нечто глубоко внутри мусульман. А мечети, дружественные геям, нет.
Те, кто понимают ислам только с точки зрения Корана, считают, что мусульмане невольно захвачены тиранией текста, когда на самом деле текст - это их средство захвата других для утверждения своей личности.
Не может быть реформирования ислама без реформирования мусульман. Реформаторы полагают, что большинство мусульман не представляют своих собственных убеждений, но даже самый неграмотный мусульманин в деревне без водопровода имеет хорошее представление о больших общих идеях. Он вряд ли сможет процитировать стих Корана без запинки, он, может быть, добавит местных обычаев в исламскую традицию, но он идентифицирует себя с ней на интуитивном уровне.
Честь ислама - это его честь. Будущее ислама - это будущее его семьи. Ислам - это члены его родни. Как ислам, он должен быть сверху; но на деле, он на дне. Обида ислама - это его обида.
Остальное - просто детали.
Измененная прогрессивная мечеть - это противоположность этому племенному менталитету. Она противоположность исламу. Разрушение племенного менталитета - это также разрушение личности. Западный мусульманин, связь которого с культурой своих предков уже стала непрочной и шаткой, не будет разменивать свой исламский племенной менталитет на безымянное разнообразие. Ислам говорит ему, что он сильнее и лучше. Прогрессивная мечеть не говорит ему ничего.
Будь он крестьянином из Бангладеш, смотрящим футбольный матч по сельскому телевидению, или врач из Бангладеш в Лондоне, все равно чувство своего достоинства в большом запутанном мире он черпает из насильнической, расистской и женоненавистнической части ислама.
Ислам берет начало в смутные времена, когда империи шатались и рушились, а старые идеи вытеснялись странными религиями, такими, как иудаизм и христианство. Его создатели раздавливали и перемешивали многие эти империи, а затем основали свою собственную империю - бредовую, шаткую, кровожадную, построенную на базе недобросовестно заимствованной чужой религии.
Она была страшной и ужасной для всех не-мусульман, но она работала.
В исламе меньше веры и больше реакции на позор. Это цикл угнетения и жертвенности. Это утверждение идентичности людей, считающих себя неполноценными, но пытающихся силой доказать свое превосходство и исключительность. Реакция известна. Мы видели это в нацистской Германии, когда раса господ, убивающая и порабощающая всех остальных, стала побежденной нацией
Но не тех, кто внизу, больше всего обуревают такие мечты, а миллиардеров из пустынь, имеющих деньги, но не обремененных культурой. Это западный врач мусульманин, до сих пор чувствующий себя посредственностью, несмотря на свое богатство. Это очень обиженный купец Мухаммед, утверждающий, что ангел сказал ему убивать всех своих врагов во имя Аллаха.
Это ислам. И это мусульмане.
То, во что мы верим, плохое или хорошее, отражает плохое или хорошее в нас самих. Когда мусульмане поддерживают убийства людей, было бы упрощением считать, что они механически следуют тексту и будут следовать любому другому тексту, который обнаружится перед их лицами, вместо того, чтобы действовать по своим страстям и в зависимости от своих ценностей. Религии могут заставить людей убивать, но это начинается тогда, когда люди заставляют религию убивать.
Хороший набожный мусульманин может убить, потому что Коран говорит ему делать это, но он не поступил бы так, если бы оправдание насилия Кораном не откликалось бы у него на глубинном уровне. Нацисты выполняли приказ, но они не следовали бы ему, если бы нацизм не соединился с их личными страхами, надеждами и мечтами.
Текст - это полпроблемы. Другая половина находится в сердце человека.
Реформирование ислама это не вопрос вычеркивания определенных слов и добавления других. Религии несут в себе мощный набор ценностей, которые обращаются к людям на глубинном уровне. Чтобы изменить ислам, мы должны понять, почему его отвратительная суть все еще отзывается в сердцах мусульман. Чтобы изменить его, мы должны изменить их.
Когда мы говорим о реформировании ислама, то на самом деле мы говорим о реформировании мусульман.
| Перевод: +Elena Lyubchenko | |
Опубликовано в блоге "Трансляриум" | |